Маргарита Самойлова - Автор года – 2020. Альманах поэзии и прозы. Международный Союз Писателей

Уйдём не звёздными путями,
но след оставим звёздной пылью —
для тех, кто следуют за нами,
пусть наши песни станут былью!

Пусть наши песни их научат
любить, дружить, страной гордиться
и не надеяться на случай,
на волшебство и Феникс-птицу.

Уйдём с тобой дорогой этой,
вслед за ушедшими друзьями.
Но только песню недопетой
оставить, брат, никак нельзя нам!

Так допоём же песни наши —
не позабыты их мотивы…
Пускай погаснет день вчерашний,
чтоб новый выдался счастливым!

Пусть наши песни станут былью
для тех, кто следуют за нами…
оставим след мы звёздной пылью,
уйдём… не звёздными путями…

Зима, раскрыв по-барски закрома,
зевает нежно, слякотно и гулко,
пустив поземки в темных переулках
сходить от безысходности с ума.

Те стаей гончих, спрятавшись в сугробах,
то рвутся под колеса птицей вдруг
с мятежной силой снежных юных вьюг,
то тают под ногами хладнокровно.

Оставив стужу, мечется вослед,
смахнув на землю снежную мантилью,
пропахнув сказкой, грогом, и ванилью,
клонирует Рождественский вертеп.
Что ж миру зябко волею судеб?…

А тучи, словно скопище драконов,
раззявив пасти, сцапать норовят
и бликами закатными пестрят,
являя вечный нрав хамелеонов.

От суеты порыв духовный скован,
безвольным людом полнится толпа,
не ведая, что истина свята,
вникает в то, что грешное условно.

Игра на шансы вечна и хитра,
но мир сегодня – страждущий паломник,
который от просчетов прежних сломлен,
запутавшись меж «поздно» и «пора».
Неужто, «завтра» прожито вчера?

Никто, никак. Видать, «не вышел рожей»,
Бездетный, одинокий, холостой,
Огонь горел, но больше заполошно,
Не первый был, и даже не второй.
Хирел он, понимая и слабея, —
Все занято, кругом один расчет.
Остались на закуску плац и рея,
Да шансы в педагогике еще.
Все белое – давным-давно цветное.
Писал он, по привычке торопясь,
Боясь прослыть отверженным изгоем,
Скрывал в картинах истинную масть.
В толпе имущих милости канючил,
Фильтруя мысле-чувственный изъян,
Не веря, что вернется добрый случай,
Порою был, конечно, в стельку пьян.
Мечтая о Тоскане, раз в неделю,
О Родине великих мастеров:
Да Винчи и Веспуччи, Боттичелли,
Вещал он в окружении котов.
Картины все же редко продавались,
А если нет, покорно он говел,
Но как-то раз смертельная усталость
Добила, оторвав от важных дел.
Схватил в порыве диком кисть и краски,
Метнул, разлив в сердцах на полотно,
Размазал их, зубами гневно клацнув,
Изрек, бледнея: – Ценится не то.
Внезапно боль невидимым удавом
Скрутила, не давая вновь вздохнуть.
Не вымолвив по-прежнему о главном,
Упал, схватившись пальцами за грудь.
Застыл мольберт, с печалью неминучей
Вскочили вдруг дремавшие коты,
От жалости истошно замяучив,
Вцепились в бесполезные холсты.
Предав останки горестной могиле,
Открыл товар расчетливый народ,
Последний холст, однако, оценили:
– В нем тайный смысл оставил сумасброд.

Душа тоскливо смотрела ввысь,
сцепив фальшивой любовью перья,
но черной меткой в них запеклись
клыки и когти былого зверя.
Пытаясь вспомнить забытый гнет,
с упорством, словно у Скарабея,
в подземной Лете шагала вброд
она, по-прежнему в чудо веря…
На перекрестке, где вечен срок,
небесный ангел, судьбу измерив,
узрел безумность ее морок,
открыв в заблудшей зерно средь плевел.
Искрилась в фибрах смурной души,
рожденной ползать, надежда взлета,
а если светом еще блажит,
достойна шанса на Божью квоту…

По невидимой спирали, по наверченной
Шел мальчишка да с душою гуттаперчевой.
В реку времени безоблачно распахнутый,
Взгляд ребенка, словно звездочка над плахою.

Оступился, покачнувшись, будто маятник,
Зачерпнул воды в пригоршни неприкаянно.
Гулким эхом годы юные развеялись,
Утекая пустозвонным грузом в летопись.

Отражение стареет. Как изменчиво.
Смотрит искоса в глубины гуттаперчевой.
Узнавая, отшатнулся дед встревоженно,
Забывая то, что важное им прожито.
***
Капля в капельку стекала с вечной святостью,
Исчезая незаметно в безвозвратности,
В безвозвратности вечной святости.

Я живу на облаке в полдуши,
Мироточит вырванный «лоскуток»,
Получувства бренные —миражи,
Сохраняют истину между строк.
Только часть, забытая в мире лжи,
Сотворяя, бесится, что злодей.
Хрупкий мост не выдержал – лыком шит.
Видно, мастер ряженый, шут-халдей.
В Терре корни добрые проросли,
Не ростки, а клеточки, ищут связь…
От небес недолго мне до земли,
Чтоб парить над пропастью, стоит пасть?!..
Соберу все клеточки в волокно,
Не душа – мозаика, но поет.
Мне летать, как ангелу не дано,
Да крупицы Боговы, как свое…

Опять проклюнулась февральская весна
Сквозь скорлупу заиндевелых стылых окон,
Разворошила в полудрёме снежный кокон,
Чья на припёке потускнела белизна.

Опять росы студёной бусины дрожат
На тонких иглах разомлевших клейких почек,
И облака по тонкой ткани близкой ночи
Стежками звёзд о тёплых ливнях ворожат.

А на подпалинах проталин птичий хор
Нестройно славит преждевременные лужи,
Забыв о том, что скоро кисть упрямой стужи
На зимних дюнах восстановит свой узор.

И лишь позёмка, крошкой бисерной шурша,
Весну баюкает в хрустальной колыбели:
«Пока развьюжились последние метели,
Спи до рассвета, легкокрылая душа!»

Вереском выстели пустошь бескрайнюю
Там, за холмами устало-пологими,
Чтобы с зарницею алою, раннею
Без сожалений свернула с дороги я.

Плечи укрой мне седыми туманами,
Что в каменистой лощине сгущаются
И лоскутами белёсыми, рваными
В призраков с полной луной обращаются.

Доброе пламя ладонями высвети —
Пусть обогреет усталую путницу,
К небу взметнётся и вереском выцветет,
Пеплом горячим на землю опустится.