Маргарита Самойлова - Автор года – 2020. Альманах поэзии и прозы. Международный Союз Писателей

Но и жизни приходит закат, ценность счастья под корень меняя,
И уже безо всяких затрат каждый только теперь понимает:
Счастье – жить.

На границе были и небыли
Я разыскиваю двери в рай.
Словно стёклами запотелыми
Скрыт обзор и поди, узнай —
Что есть правда, а что тут выдумка,
Где тут явь, где полнейший бред.
Мыслей вязь кружевами выткана,
Ни конца, ни начала нет.
Нет дороги, и нет тропиночки,
Что меня привести должна.
Словно вязкой покрыта тиною
Безразличная тишина.
Звуки глохнут в тумане небыти,
То летят в небеса, звеня.
Жадно тянутся руки нежити,
Обжигаются об меня.
Я как будто иду по лезвию,
Слева – ад, а направо – рай,
Хорошо, коль вера железная,
А колеблешься – выбирай!
В жизни думы бывают разные,
То задор, то печаль придёт.
Светлых мыслей рисунок радужный
Пусть меня за собой ведёт.
Буду жить, отметая гадости,
Не печалиться, не грустить,
Чтоб по тропке добра и радости
И других за собой вести.

Томно мечтаю в последнее время о чём-то странном:
Плыть по течению под дуновением ветерка,
Сверху с улыбкой взирая на все города и страны,
Тихо лететь, уложив своё тело на облака.

Робко мечтаю надолго забыть о земном и бренном,
Ветер, как длинные волосы, путает мыслей нить.
Носятся души мечтателей томных по всей вселенной,
Много людей их обратно на землю хотят спустить.

Часто мечтаю парить над землёю на белых крыльях,
К солнцу стремясь на восход, золотиться в его лучах.
Если парящие люди вдруг сердце тебе открыли,
Камень случайно не кинь в него ни наяву, ни в снах.

Вечно мечтаю, и мысли уносятся прямо в небо,
Тают во тьме, оставляя мерцающий звёздный шлейф.
Песни слагая, затейливо путаю быль и небыль,
Что и самой не понять, это правда, иль хитрый блеф…

Над равнинной ширью безоглядной
В небесах кочуют облака.
Воздух соткан из лучей закатных,
Задремали в сумерках луга.

Сон цветов недолог и обманчив,
Раздается тонкий звон цикад.
И готов к полету одуванчик,
Что глядит печально на закат.

Разлетятся белые пушинки
По лесной зеленой стороне.
Им помашут сонные травинки,
Утонув в туманной полынье.

О, как сладка на вкус замерзшая рябина,
Приманкою для птиц в заснеженном саду
Видна издалека. На белом цвет карминный
Засыпал ночью снег, не тая на лету.

Устроят снегири пир ягодный, хмелея
От вкуса дивных грез и будущей весны.
И в маленьких сердцах немного потеплеет,
Хоть снежною крупой дворы занесены.

И будет легче им переживать ненастье,
Припомнив лета зной, забыв про тьму и стынь.
Не ведают они, что мимолетно счастье:
Горчит вино рябин порою, как полынь.

Да, зимняя пора длинна, и нет терпенья
Ждать первых дней тепла, отчаяться почти,
Клевать рябины гроздь – садов благословенье —
Пусть холод и ветра, но март уже в пути.

Не виноватый он, бабуль!
Лицо её я помню плохо.
Кричит бывало: – Не балуй!
Опять заноза?.. Вот дурёха!
А виноват соседский Лёха.
– Не виноватый он, бабуль!

– А кто ж тебя, такую кроху,
Сманил намедни со двора?
Гляжу, а энтот обормот
Уже маячит у ворот,
Тебя тягает на берёзу,
А ты споймала там занозу,
Упала оземь, точно куль…
– Не виноватый он, бабуль!

Лица не помню… Фартук. Юбка.
Шагов неторопливых звуки,
А взгляд – что в поле незабудки,
Но помню слишком хорошо
Я эти бабушкины руки.
– Вы днесь с Лексеем, до обеду,
Ныряли снова на чердак?
Чаво искали, оглоеды?
На лбу, гляжу, опять шишак…
И дался вам мой ридикюль?
Поймаю Лёху – выбью дурь!
– Не виноватый он, бабуль!

Лица почти не помню… Жаль!
Фуфайка. Клетчатая шаль.
Кричит, бывало, мне в окошко:
– Иди, поешь со мной малёха!
Какаву будешь? А окрошку?
Опять твой охламон – Алёха!
Когда ж закончится июль?
– Не виноватый он, бабуль!

Лицо её я помню плохо —
Седые волосы, очки.
Зато прекрасно помню Лёху —
Кровоподтёки, синяки…
Одно-единственное фото,
У времени на память – квота!
А в сердце раны – как от пуль…
– Не виновата я, бабуль!

На деревьях проклюнулись почки,
Алым цветом тюльпаны зажглись…
Как давно мы не виделись, дочка!
Лишь полгода, а кажется – жизнь.

Не заштопать душевные раны
И сердечной тоски не унять…
Только как это всё-таки странно —
По тебе постоянно скучать!

Слёз моих не удержат и шлюзы,
Ты шепнула: я скоро вернусь…
Кровь от крови – надёжные узы,
Плоть от плоти – двужильный союз!

Разливаясь туманом молочным,
Брезжит утро… А мир так велик!
Я всегда с тобой рядышком, дочка, —
И в печальный, и в радостный миг.

Пишет дождик наклонные строчки,
Или ветер шумит в камышах,
Я всегда буду рядышком, дочка —
На земле, на воде, в небесах…

Ты – как я… Только много моложе,
Я – закат. Ты – весенний рассвет…
Никого – ни родней, ни дороже
У меня в целом мире нет.

Бес с воза слез, за ухом почесал,
копытами, как шут, отбил чечетку,
заплакал, пукнул, попросил на водку
дать три рубля, упал на пьедестал,
и лежа (точь-в-точь женщина с веслом),
он попу оголил а-ля Содом,
и назидательную речь, смердя, промолвил:
«Женись сейчас же на царице молний:
похабней ведьмы нет, а сладкий стон
её сиреною утянет в вечный сон.
Её раз двести замуж выдавали,
а девственность, как воз, и ныне там,
лишь похоть, словно смог, по городам
висит: ей, ведьме, узы нипочем —
знай, мастурбирует шершавым кирпичом,
сок сладострастья изливая на скрижали…

Иль, помнишь, домового хоронили,
плясали, выли, жрали снег колючий…
Как лошади, испуганные тучи,
неслись, учуяв смрад нечистой силы.
И – невидимкою луна… В степи – кибитка.
В ней Пушкин лоб впечатал свой в окошко:
ему, как и тебе сейчас, ажн тошно.
А нам вот – весело! В хмелю мы от напитка
бесовского: ведь в пляске исступленья —
изысканная сладость наслажденья:
сбивать, дурачась, путников с пути,
особенно пророков и поэтов.
И лучше вьюги бесам не найти,
чем вьюга русская на целом белом свете…»