Татьяна Батурина - Ясень

шутливо говорила сочинительница в стихотворении «Хулиганка» в 1965 году. Она и в те лета знала, «откуда родом лопухи…», и воспевала мир по-своему, наивно, «в простых восторженных куплетах», но, несомненно, уже тогда это было талантливо.

Однако вернёмся в наше время. Первым у книжной калитки встречает читателя стихотворение «У древа», предлагая путнику посидеть под ясной кроной, под шелестностью листьев-страниц и предаться возвышенному в дубраве рифм, ритмов, эпитетов, тонов и полутонов поэзии. Ясеневые стихи подобраны трепетно, птицами с дивными названиями устремляются они друг за другом в песенную стаю – где осмысленно, где по наитию.

Я уже многажды убеждалась в художественной утончённости поэтического дара Татьяны Батуриной, в её способности удивлять и радовать читателя. Кто-то назвал писательницу мастерицей неожиданных глаголов, их с лёгкостью изобретает её пытливый ум! А краски… Вы знаете, сколько цветов у радуги? Так вот, палитра художницы строф бесконечно богаче. Не стану приводить примеров по этому случаю, ибо читателю самому будет лестно сделать множество открытий. Даже тем, кто знаком с прежними публикациями поэтессы, не помешает ещё раз заглянуть в «Сказку о юности», в «Окошечко родни», услышать «Музыку рода» (названия стихов). «Копилась великая музыка рода, в ней пели петуньи, цвели петухи, скользила меж пажитей реченька Роса, пока не стекла – до слезинки! – в стихи». Да, да, именно «пели петуньи, цвели петухи», а не наоборот. Этим и отличается поэт от обычного человека.

И «бальзамин», и «куст, похожий на шалфей», «вьюны и мяты», «черёмухов снег», «одуванчикова о́дунь», «простоватые яблони», «клён, вратарь осенних врат», «древо вишнёвого рода», «огородный лопух» и «веточка весенняя»… произрастают на страницах по соседству с ясенем. А вокруг «ночи чудо́вы, о́блаки бе́лы, нивы медо́вы, ветры-гуделы…».

«Лопушится поэма моя в моём огороде!», – пишет Татьяна Батурина. «Лопушится…», да ещё как! Ярко, неповторимо, запоминающе! Дух захватывает от великолепных строк: «Вытянул к солнцу хрустальные шеи зимний наш сад-палисад…» Не устаю дивиться: «Ах, какой образ: «…хрустальные шеи»… Впрямь… хрустальные, обледенелые… А между строк-картин в каждом стихотворении «во имя тайны радуется свечка, заоблачными струями дыша»…

Наблюдает ли писательница «в льдяную щёлку за летом в оплетии лоз» («Про море»), зажигает ли грустно «осенние свечи», пишет ли гимн утру: «Ветер сиял, пели дубравы солнечный гимн красной земле. В синей воде белы купавы плакали о́ белой зиме…» («Сияющее утро») – всё получается о России, о её тернах и красноталах, о природе Быко́вых Хуторов и украинских Житне-Гор (отчие края для Татьяны). «Что ни малюю – всё выходит про Россию, и кажется, она мой правит стих», – признаётся наша землячка.

А ещё «правит стих» Татьяны Батуриной Божественная лира, струны которой поэтесса перебирает вдохновенно:

волнуется мастерица слова. Напрасно волнуется: музыка рода дополнена и украшена прекрасными аккордами талантливых строк! Пра́отцы (название одного из недавних стихотворений) могут гордиться своей Татианой. И конечно же волжанка, появившаяся на свет в Сталинграде, восторженно всматривается в «ненаглядность старорусских берегов», говоря с нежностью о любимой реке: «Волга-радость, мой домашний Иордан».

«Слаб человек, но не поэт, одушевлённый словом», – утверждает сочинительница. А я думаю, что читатель тоже силён, когда одушевлён такой поэзией, «…где заодно молитва и молва, где всяка песнь – с родного огорода, хоть травные, но вяжет кружева». А завершить свои мудрствования хочу словами – то ли о сборнике, то ли о дереве – (догадайтесь сами):

Надышишься…