Борис Гучков - Русской души кочевья

На законов кипе тесной —
Я бы кипы эти сжёг —
Неустанно в поднебесной
Сушит визы «утюжок».

Не до плясок, не до песен —
До сумы и до тюрьмы.
Писанины этой плесень
Запечатала умы.

Сколько в смене поколений
Для чинуш и сволоты
Индульгенций, званий, премий
Промокнуло, время, ты!

У меня мечты другие.
Тошнота – словесный блуд.
Без ножа, без хирургии
Пресс-папье не отдадут.

Без бумажки всяк букашка.
Но однажды, в некий час,
Промокнёшь ты, промокашка,
Исключительный указ.

Без мудрёности латыни
Зародится он на свет
Со словами золотыми,
Коих ждём мы столько лет.

Был я пчелою ужален в запястье.
О, ты само благородство, пчела!
Ты, мне принесшая каплю несчастья,
Тотчас без жала в траве умерла.

…Живы меня обманувшие жадины,
Кто специально, а кто сгоряча.
Эти двуногие, что меня жалили,
Головы гордо несут на плечах.

Остров Утойя крохотный —
Сотня-другая га —
Первый на ленте хроники —
Там пронеслась пурга.

Как? Почему трагедия?
Фэнтези? Может, бред?..
Этой пурги Норвегия
Не ожидала, нет.

Метеосводки путая
Скуку и дребедень,
Кровью умылась лютая
В тёплый июльский день…

Скоро и ты, Америка,
Политкорректный дом,
Явишь Андерса Брейвика,
Что учинил содом.

Брейвик – не красна девица.
В сердце не жар, а лёд…
Что-то и там содеется,
Что-то произойдёт.

Год погоды аховой.
Катастроф до чёрта.
В студии Малахова
Говорят о чём-то.

Вот что удивительно:
Ни о чём – по сути…
Вверх ползёт стремительно
Красный столбик ртути.

…На лесные гари
Дождик не пролился,
А подъём «Булгарии»
Две недели длился.

В дорогих костюмах, модной обуви,
Грамотной владеющие речью,
Неужели все вы просто оборотни,
Шкуру нацепившие овечью?

В речи ваши сладкие и слоганы
Мы живём, то веря, то не веря.
Дважды в сутки и часы, что сломаны,
Верное показывают время.

Вновь дожди заморосили,
Вновь раскисла колея.
Ничего менять не в силе,
Бытие приемлю я.

Все потуги бесполезны.
Я живу… и не живу.
Словно бы в морской болезни
Пребываю наяву.

То падения, то взлёты…
Нарастает бури гул…
Ночью снятся кашалоты,
Скаты, скопище акул.

Балансирую на рее…
Волны круче, как назло…
Вспоминаю: в лотерее
Никогда мне не везло.

И в одном я только дока:
Понимаю без труда,
Что не очень-то глубока
Бездна, падаю куда.

В пору нищую,
Брат с сестрою,
Знались с пищею
Мы простою.

Каша сварена,
Щи упрели.
Ноги в валенках.
Мы – за двери.

Что мы видели?
В «Марсе» хмуром
Фильмы Индии
С Радж Капуром.

Валя – с косами.
Стынут лужи.
Первый в космосе
Спутник кружит.

…Осень вспомнилась,
Щи да каша.
Светом полнилась
Память наша.

У сестрёнки я гощу, у Валюшки.
Я добрался на метро до Битцы.
Я уже не разеваю варежки
На дома высокие столицы.

Я не дружен с датами и числами.
Но при строе, помнится, советском,
Как-то развели меня, обчистили
Воры на вокзале Павелецком.

Было. Восхищался белокаменной,
И по ней передвигаясь пешим,
Замечал я, что она с лукавинкой
И пренебрежением к приезжим.

А рожденьем я обязан городу,
Где мы в детстве босыми ходили,
Где домов многоэтажных отроду,
Окромя церквей, не возводили.

Лепота – дома с резными ставнями.
Вешний луг в ковёр цветастый соткан…
Отчий край мы навсегда оставили,
Мы теперь, сестра, живём в высотках.

Ты живёшь в столице, я – в провинции.
Дети – наше главное наследство…
Снова, Валя, мы с тобою свиделись,
Вновь за чаем вспоминаем детство.

Наш ломают дом.
Вспять не ходят реки.
Был построен он
В позапрошлом веке.

Крепок дом ещё.
Крепок, твёрдо знаю,
И слезу со щёк
Я не утираю.

Наша власть – умы.
Не попросишь сдачи.
Всё как есть, увы,
И никак иначе.

Горя не унять.
Плакать не пристало.
Поколений пять
В доме вырастало.

Слёзы на лице…
Я шепчу: уроды…
Здесь построят Центр
Современной моды.

Дочка, не дрожи
На руках у мамы…
Вон и чертежи
На щитах рекламы.

Я сошёл. Я один, как перст.
С расписанья автобус сбился.
Целый год не видал я мест,
Где, родившись, не пригодился.

Поглядев на Оки слюду,
Как над нею туманы тают,
Я в Успенский овраг сойду,
Где о том, что приеду, знают.

Я с дороги посплю, устав,
А с обеда – пера рабочий.
Захочу посетить места,
Что мне, грешному, любы очень.

Здесь порушен Кастрова дом
В мавританском изящном стиле,
Здесь в дожди с великим трудом
Пробираются автомобили,

Здесь за двадцать безумных лет,
Остро жалящих, словно жало,
Потихоньку во вторчермет
Всё снесли, что плохо лежало,

Здесь гоняет с утра коров —
Их всего-то пяток осталось! —
Поликарп Лукич Иванов.
Он по-чёрному пьёт под старость.

Схоронивший Федосью, он, —
Как подпорка, рухнула вера! —
Если утром не похмелён,
Стал опаснее бультерьера.

Если водка не будет греть
И наступит похмелье снова,
То ему костылём огреть
Не составит труда любого…

Дом Кастрова – притон и склад…
Храм Ильи подпирает тучи.
Город мой, ты мят-перемят,
Подпалён из канистр вонючих.

Под ветвями листвяных крон
Остов летом сгоревшей школы…
Поплывёт колокольный звон
От Успенья и до Николы.

Этот звон, как набат, как гуд.
Песне Господу вечно длиться!
Не спалят тебя, не сомнут —
Сколько можно вот так глумиться?!

Да, было такое. Я вряд ли забуду,
Хотя полстолетия минуло всё ж,
Как хлынула, искры рассыпав повсюду,
Струя золотая в подставленный ковш.