Василий Макеев - Избранное. Том 1. Стихотворения

И деревья поют и тоскуют в тиши,
Человечеству дарят второе дыхание…
Хорошо бы подслушать деревьев стихи
И поведать бы людям об этом стихами.

Спустился на ночь в просеку туман,
Шершавый ветер кланяется в ноги,
Я от широких просек – без ума,
Они выводят из лесу к дороге.
Блестит роса на лысинах пеньков,
Упали с листьев солнечные блики.
И я идти сумею далеко,
Глядясь в глаза лукавой ежевики.
У просеки чудес хоть отбавляй:
То сосчитает молодость кукушка,
То белый дождик выйдет из полян,
А то березка спляшет на опушке.
Ложится тень от каждого ствола,
Но продолжает просека лучиться.
Она всегда прямая, как стрела,
А без нее нетрудно заблудиться.
Как тяжело бывает одному
Низать на нос и руки паутину,
Глазами косо щупать полутьму,
Когда мурашки рыщут во всю спину.
Ни окрика,
Ни эха,
Ни души:
А солнце застят трепетные ветки.
Но даже в самой сумрачной глуши
Напомнит просека о человеке.

А что ты любишь? Если спросят,
Мне можно столько перечесть —
Не хватит листьев, ждущих осень,
Не то что пальцев на руке.

Я назову свою деревню,
Где, только памятью коснись,
Мои ровесники-деревья
Облокотились на карниз.

Я назову улыбку мамы,
И, улыбаясь, вспомню сам
О том, как пу́гала, шаманя,
Ее пугают по ночам.

В природе я люблю везучесть,
Когда на жесткую жару
Выдаивает небо тучу
И дождик бьет, как по ведру!

Я назову лучистость просек
И горизонта каждый штрих…
Кого ты любишь?
Если спросят,
Скажу:
Россию, во-первы́х!

Листопады осень телешат,
Щеки окон в лунной повители…
Губы в губы, приторно дыша,
Шепчутся девчонки на постели.

Колобродит в девочках любовь,
Тянет их в сердечную стихию.
Так на песню тянется слепой,
Так к рассвету тянутся глухие.

Чуть вздыхает сонная кровать,
«Ходики» танцуют неустанно.
И никак не хочется скрывать
Первые нечаянные тайны.

Эти тайны – взгляд исподтишка,
Эти тайны – встречи у калитки,
То к девчонкам просится тоска,
То воркуют радости излишки.

Ах, девчонки!
Слушайте меня!
Вы одно друг другу не сказали,
Как ночами мешкают, томясь,
Мальчики с открытыми глазами.

Как они мечтательны вдвойне!
И от них зависит, в самом деле, —
Долго ли в обнимку
при луне
Девочкам шептаться на постели.

День прощения обид,
День прощания…
Все раскаянье мое – нагол î.
Не вводи меня, любовь, в искушение,
Как прощение просить тяжело!
Если б я тому виной, одинешенек,
Если б не было еще чьих-то губ,
Я б упал к твоим ногам как подкошенный
И слова бы растерял на снегу…
Разве снова все начать?
Разве набело?
Да была ли мне к лицу похвала,
Мало верила в меня,
Много нравилась
И единственным своим не звала.
От обиды начал я пересмешничать,
Как доспехами, обидой звеня,
И свою вину с твоей перемешивать,
И своей виной тебя обвинять.
А ночами, по-отчаянному мешкая,
Перед сердцем в неоплатном долгу,
Приходил я и твой профиль насмешливый
Под твоим окном писал на снегу.
Снизошло тебе на грудь обольщение
И иссякло, как вода на весле,
Мне не ждать былой мечты воскрешения,
Я распял ее со зла по земле.
Замела ее метель непорочная.
Отпоют ее весной соловьи…
Ах, бедовая моя,
Ах, нарочная!
Я прощаю тебе муки свои.
Самому себе даю обещание:
Не задеть тебя ничем невзначай…
День прощения обид,
День прощания!
Ты прости меня в себе
И прощай.

Буду я неторопким тряпичником,
Буду всем коробейникам сват.
Буду ветошью желоб напичкивать
И кобылу кормилицей звать.
На телеге большой и веселой,
Под свистки ошалелой чеки
Я поеду по песенным селам
Продавать молодухам платки.
Буду ехать по улицам шагом,
У тесовых ворот голосить,
И старухи, закутавшись в шали,
Будут тряпки ко мне выносить.
Будут бегать за мной ребятишки,
Синяки на ногах наживать.
Будут прятать от мужа под мышки
Молодухи
мои кружева.
От товарок отвялившись шумных,
Я направлю кобылу в ковыль,
Заночую на дальних загумнах
У веселой, бедовой вдовы.
Встану утром счастливый и нищий,
Ей спасибо промолвлю за соль
И пойду, помахав кнутовищем, —
Настоящий тряпичный король!

Под белой бессонницей яблонь
Наполнены небом зрачки.
Босая беспечно стояла,
В ладони ловя лепестки.
Глядела сквозь веточки пальцев,
Лицо от любви хороня.
Хотела дразниться и зваться
И сыпала смехом в меня.
Бежала, траву приминая,
Глазами звала за собой,
В зеленое марево мая
Вплеталась веселой косой.
Крылатому эху родня ли?
Сестра ли лукавым лучам?
Запыхавшись, руки роняла
На плечи мои сгоряча.
И губы твои, как крапива,
Меня обжигали, немя.
И мигом, и мифом, и миром
Была ты одна для меня.

Сестренки мои, касатки!
Разлука пошла мне впрок.
Мне так захотелось ласки
И огненных ваших щек.
Я вас обижал нередко,
А нынче не тот азарт.
И платьица ваши в клетку
Маячат в моих глазах.
И только прикрою веки,
Как в дреме, мечте и сне
Зрачками лесной ежевики
Вы смотрите в душу мне.
Не красного слова ради
Мне нравятся больше всех
Славянские ваши пряди,
Ручьистый веселый смех…
Вы помните:
Осень, в среду,
Доверчиво семеня,
Вы шли на районный грейдер
Вдвоем провожать меня.
Несли вы мои пожитки,
И с легкой вашей руки
Понес меня грейдер жизнью,
Как льдинку большой реки.
Бывало мне плохо очень,
Но, б îльшую боль познав,
Я все же не знаю обочин
И сытую грязь канав.
Теперь я живу, как надо,
Одно бы у вас попросил:
Любите, сестренки, маму
Нежнее, чем я любил…
Давно ли у вас веснило,
Капелями март голосил?
А солнце, наверно, смесило
Такую чудесную синь!
Мне некогда ехать в гости,
Я занят сейчас как раз.
Пускай за меня сегодня
Весна расцелует вас!

Ой первоклашки, первоклашки!
Мне ваши годы не вернуть.
Как я хотел бы промокашкой
В тетрадке кляксу промокнуть.
Я кляксы делать не умею,
Уже от этого урос,
Но я запомнил как примету,
Что в кляксах что-то есть от звезд.
Я сам давал когда-то маху,
Мне так любилась та пора,
Когда чернила на бумагу,
Как звезды, сыпались с пера…
Ой первоклашки, первоклашки!
Как вы, бывает, разозлясь,
Грызете угол промокашки
И даже плачете от клякс.
Но все ж не надо удивляться,
Что мне на радость иногда
Глубокой ночью снится клякса —
Моя счастливая звезда!