Василий Макеев - Избранное. Том 1. Стихотворения

И скуку зовут зеленой —
Эпитет совсем соленый,
Ведь скука не пахла сроду
Зеленой ноздрей соломы.
От скуки не может осень
Зеленым платком шуметь.
Я зол, как дожди, на осень,
На скуку, тоску и смерть…
Зеленые дужки радуг
Встают из зеленой ржи.
И небу с землей не надо
Уже оставлять межи.
Пускай зеленеют весны!
Пускай по утрам всегда
Танцуют лучи, как блесны,
В зеленых глазах пруда.
Пускай на подмятых травах
Любовь зеленит колени.
Пускай вплетает в дубравы
Апрель зеленые ленты.
Пускай, зарываясь в сено,
Стыдливо шамшат дожди…

Тоску называйте серой.
Зовите зеленой жизнь!

Кто-то говорил,
Что нужно проще
Жить,
Не гомониться, не дрожать…
Я иду по жизни,
Как по роще
Молодого, хлесткого дождя.
Жизнь со мной стремится не поладить,
В перемет берет
И в переплет,
То ладошкой мизерной погладит,
То наотмашь
Градом рубанет.
Так и надо, Жизнь,
мне, так и надо,
Бей меня,
Забрасывай уду,
Все равно,
Заверчен до упаду,
Я орлом,
Не решкой упаду.
Пусть мне много выпадет на долю,
Не желаю участи иной,
Только б солнца —
Полные ладони,
Если ж град —
С кулак величиной.
А придется с жизнью распроститься,
Пусть тогда в полуночную грусть
Не звездой падучей,
А зарницей
Я в полнеба людям улыбнусь.

Подули ветры верховые,
Листва по берегу – вразброс…
Как все живущие в России,
Веду я род свой от берез.

Не одиноких, не плакучих…
Но надо мною с детских дней
Шумят березовые кущи,
Как совесть Родины моей.

Когда метельный зимний вечер
Встает над русской стороной,
Березы затевают сечу
С неумолимою зимой.

И, отряхнувши сны седые
И раскалившись добела,
На все края мои родные
Звонят берез колокола.

И в этом звоне колокольном
Я сердцем слышу их наказ:
Живи безудержно и вольно,
Ни перед кем не пряча глаз,

Но если холодом повеет
И грянет гром над головой,—
То перед Родиной своею
Ты встань, как лист перед травой.

От гульбы, от долгих песнопений
Возвращусь в родную колею,
Лету на зеленые колени
Положу головушку свою.

И оно мне с нежностью великой
Поднесет малиновый настой
И прикроет веки повиликой,
И омочит волосы росой.

И чтоб снам таинственным присниться,
Чтоб меня прохладой не вспугнуть,
Золотого жара медуницы
Мне насыплет вечером на грудь.

Я усну, как в омуте, глубоко,
И меня, забытого в траве,
За глаза просватает сорока
Молодой волнительной вдове.

Я не ждал от родины иного.
И, когда вернусь из забытья,
Прошепчу я лиственное слово
Про тебя, околица моя.

Потому что с отческой любовью
В целом свете можешь только ты
Положить мне землю в изголовье
И к ногам медвяные цветы.

Потому-то, смладу торопливый,
От напастей разных и от бед
Я лечу на зов твой терпеливый,
Как шальная бабочка на свет!

Далеки от меня сентябри,
Лебединая грусть нипочем.
На затылке – папаха зари
И секира луны – за плечом.

Да озерный мой смех по полям,
Да осоковый сон на ветру.
И черемухи в косах полян
Расцвели для меня поутру.

Далеки от меня сентябри
И капели оттаявших звезд.
У меня хороводит в крови
Гулевой шумовой вербохлест.

И улыбка его молода,
И слова у него горячи,
И в его уходящих следах
Тишину караулят ключи.

Покоримся же первой любви!
Нас помолвила с ним не беда.
Далеки от меня сентябри,
Далеки от него холода.

И пускай от расцветших полян
До высоких заманчивых звезд
Мои песни несет по полям
Гулевой шумовой вербохлест!

Все мы ищем Родины начало…
С ранних лет мне на сердце легло:
Сколько песня русская кричала,
Сколько сказка проклинала зло!

В песнях все летучая тоска,
В сказках все цари да лиходеи.
И судьба, как песня, коротка —
Так, что и глаза бы не глядели.

Но глядели, видимо, глаза,
И слагались чудные мотивы —
Как ходила п îнебу гроза,
Как разила сосенки да ивы.

Бедный люд, кого же ты винил,
На кого ты сердцем распалялся?
Белый свет любому сердцу мил,
Если бы он белым оставался.

Если бы невзгоды и нужда
Смолоду на шее не висели,
Каждый безбоязненно тогда
Смог бы проповедовать веселье.

Но веселье в злачных кабаках
Невысоко голову держало.
И лежала русская держава —
Вся и сплошь в Иванах-дураках…

Видимо-невидимо, слыхано-неслыхано —
Валит снег на улицы города Москвы,
И поземка поздняя вяжет, будто лыками,
Будто на ночь путает по ногам мосты.

Вся Москва как в озеро тихое опущена,
Снег летит-слетается на фонарный свет,
Осеняет вечностью бронзового Пушкина,
Может быть, о нянюшке думает поэт.

В эту пору снежную поневоле вспомнится
Про житье в бревенчатых четырех стенах,
Утренние запахи в запустелой горнице,
Веники окладистые в продувных сенях.

Но как в полночь зимнюю выпадет погодушка,
Заровняет впадины, кочки и углы,—
Что Москва-боярыня, что деревня-вдовушка —
И в речах рассыпчаты, и лицом белы.

Если б я знахарствовал красоте во здравицу,
Если б тайну вечности знал я наизусть,
Я Москву оставил бы спящею красавицей,
Положив ей в голову пуховую Русь.

Пусть такое нравится далеко не всякому,
А житье хреновое в сущности у всех,
Что в селе, что в городе – всюду одинаково
Валит по пословице на голову снег.

Снова конец ненастьям,
Свадьбам седой пурги.
Мне отпускают счастье
Чистые четверги.

Мало я в жизни делал,
В мыслях не утаю.
Счастлив, что зла не ведал
В яблоневом краю.

Были такие встречи —
Чудные, впопыхах!..
И отражался вечер
В бархатных лопухах.

Помню ресниц небрежность,
Теплый упрек руки…
Мне подарили нежность
Чистые четверги.

Май отворил калитку
Синей весне степей,
Я припадал к напитку
Вольных ее речей.

Солнце на крыше кликал,
Руки тянул к лучу,
С первым скворцом линдикал
Пляшущему ручью.