Юрий Окунев - Люби навсегда

Окунев пишет о разном… Но главная тема его поэзии – любовь.

…Любовь поглощает все существо поэта:

«Я очень, очень занят. Я влюблен…»

Сельвинскому вторил Михаил Луконин: «Искренность и влюбленность – основные свойства этого человека и поэта» [6] Окунев Ю. Ответ / предисл. М. Луконина. Волгоград, 1976. С. 2. .

Все, о чем говорилось выше, подтверждает и необычное письмо отцу Льва Озерова (май 1967 г.). На сообщение Юрия Окунева о новой любви Озеров дает оригинальный отклик в стихах. Вот несколько строк из него:

Письмо старшего друга явилось не только поддержкой поэту, но и вдохновило на создание нового стихотворения, которое было посвящено Льву Озерову. Первые две строчки из письма стали эпиграфом к этому стихотворению.

В дни юбилеев на отца обрушивался град поздравлений. Поэты Грузии и Татарии очень ценили его как переводчика поэзии, но не меньше ценили и его человеческие качества, называя Юрия Окунева своим другом и братом.

И в шутку, и всерьез поэты характеризовали отца по-разному, но чаще мнения совпадали. Так, не сговариваясь, Тамара Жирмунская, Марк Лисянский и Всеволод Азаров назвали Юрия Окунева рыцарем поэзии, а Давид Кугультинов уточнил – последним рыцарем. Позже, уже после смерти отца, Евгений Евтушенко, обращаясь в телеграмме к волгоградским любителям поэзии, написал, что Юрий Окунев – ее бескорыстный рыцарь, а в одной из своих публикаций добавил, что он был «бескорыстным романтическим служителем поэзии, которая являлась единственным содержанием его жизни» [7] Евтушенко Е. // Огонек. 1988. № 42. С. 8. .

Этот повтор эпитета не случаен: бескорыстие – одна из важнейших черт отца.

Но имелось еще одно звание, выражающее не только особенность характера, манеру поведения, но и самую суть личности поэта Юрия Окунева.

С юности друзья называли отца Дон Кихотом, Михаил Львов – вечным Дон Кихотом, а Маргарита Агашина – великим волгоградским Дон Кихотом, что нашло отражение в ее стихах:

Эти строки были написаны в 1961 году. Первого марта Маргарита Агашина пришла на день рождения отца вместе со своим мужем, поэтом Виктором Уриным. Они принесли в подарок мини-столик для газет, который можно было использовать и как мини-тумбочку с ящичком для лекарств. И вот на этом столике-тумбочке поэты написали каждый свою строфу-посвящение. Позже, в 1966 году, Маргарита Агашина вышьет эти стихи на скатерти и также подарит отцу. Теперь эта скатерть хранится в краеведческом музее Волгограда. Тот столик-тумбочка еще цел, но надписи на нем уже читаются с трудом.

Строфа-посвящение Виктора Урина – совершенно иная. Она отразила силу поэтического темперамента Юрия Окунева:

На все «почетные звания», которыми награждали Юрия Окунева поэты, отец реагировал с доброй улыбкой и легкой иронией. Он воспринимал шутки друзей как продолжение игр юности.

Озорные посвящения Юрию Окуневу присылал в письмах и Николай Глазков. Отец всегда смеялся, читая эти «хулиганские» послания.

Вот еще несколько строк из воспоминаний Давида Самойлова: «Мы встречались не часто, но регулярно. Окунев с энтузиазмом рассказывал о литературной жизни Волгограда, о своих учениках, на которых всегда возлагал надежды, был полон планов и прожектов.

По-прежнему он всегда был влюблен и, как всегда, чуть абстрактно, чуть отрешенно, скорей «для стихов», чем для себя.

Человек он был чистейший и добрейший. Типичный сеятель доброго, вечного, если не всегда разумного. Но он был чистый сеятель. Всходы его интересовали меньше. Тоже, в сущности, черта Дон Кихота» [8] Самойлов Д. Указ. соч. .

Отец любил своих друзей, гордился ими, искренне радовался их успехам в жизни и творчестве. Смерть на войне друзей Н. Отрады, М. Кульчицкого, П. Когана и преждевременный уход из жизни И. Л. Сельвинского, М. Луконина, С. Наровчатова постепенно изменили взгляд отца на мир: он стал трагическим – ощущение потерь не отпускало.

Не прав оказался Евгений Долматовский, сказавший когда-то, очень давно, что «мечтатели и энтузиасты не стареют».

Годы продолжали свое наступление, и только память Юрия Окунева оставалась по-прежнему «действующей и клокочущей». Так написал в еще одном из писем отцу Лев Озеров (20.06.84). В этом же письме есть слова, напоминающие девиз – «Будем работать, помня. Будем помнить, работая», и они совпали с нравственной аксиомой отца. На протяжении всей жизни в стихах и прозе Юрий Окунев создавал портреты своих ушедших друзей и учителей.

Спустя год или два после смерти отца я взяла в руки книгу стихов Сергея Давыдова (это происходило в книжном магазине), начала перелистывать страницы и вздрогнула, увидев стихотворение, посвященное памяти отца. Так мог написать только один из близких друзей, потому что в этих строчках – абсолютно узнаваемый, точный портрет Юрия Окунева.

Отец не смог пережить смерть Михаила Львова.

«Человек в беретке» – так назвал Юрия Окунева трагически погибший молодой и необыкновенно талантливый волгоградский поэт Леонид Шевченко. Он не был учеником Юрия Окунева, и отец не помогал Леониду, как помогал другим и поддерживал многих своих учеников. Поэтому мне особенно дороги его слова о нем. В одном из своих очерков Леонид Шевченко написал об отце: «…Для меня Юрий Окунев – символ всеобщности литературного процесса, неделимого по географическому признаку… Еще многие в Волгограде помнят его «культовую» беретку, его походку, его печальные глаза. И я – помню.

…Он не был завистлив. Он восхищался чужим талантом… Юрий Окунев не только восхищался, но и помогал. Кто вертелся в «богемных кругах», тот знает, о чем я: у Дома литераторов на Красно-знаменской таким надо бы памятники ставить. Тем более, таких единицы.