Елена Аушева - Заветная тетрадь. Сборник стихотворений

По прямой дороге —
Шагом, цугом.
Путь уймет тревогу, —
Друг за другом
По багряно-алым
Павшим листьям
Шелестим устало —
Каждый призван:
Пашем мелкой сошкой
Поле жизни.
Снег насыпет ложкой
Тот, Кто Свыше.
По дороге узкой
Тихо, робко:
Не заметим спуска
Мы с пригорка.

Сказка про Розу
Не может быть прозой.

Про мимозу
В морозы —
Конечно,

Про занозу —
Уже неизбежно!

Но про Розу с планеты Маленького Принца,
Про Любовь всей жизни, что может только присниться,

Про гордость и жалость,
Про боль и усталость

Только длинные строки плавные,
Сказки вечной напевы печальные!

Она прилетела. Наверно, хотела?
А вдруг это Ветер, подувший несмело,
Её подхватил к неизведанным далям,
На крыльях понёс, отряхнув пыль сандалий,

Болтал о вещах, совершенно неважных.
Она в своём страхе была так отважна,
Что, выпустив разом сто тысяч колючек,
Вонзила нечаянно. Долго, тягуче

Звучала прощальная песня Эфира.
Упала на землю, нежнее зефира.

Корнями вцепившись, почувствовав силу,
Рывком поднялась, гибко выпрямив спину,
Она грациозно склонила головку,
Приняв неизбежное как остановку.

Принц утром полол, как всегда, баобабы,
Планеты своей созерцая масштабы,
Вдруг тонкий и трепетный звон ароматный
Услышан им был. За красу благодарный

Он тянется к ней, от восторга немея,
На пальце кровавая дань пламенеет.

За что?! – вопрошают глаза голубые.
Мой друг, нынче люди, ты знаешь, какие.
Но ты так прекрасна, не бойся меня!
Тебе не смогу причинить я вреда!

Она так искала любви неустанно,
Что Принцу поверила. Глупо и странно.
Но в сердце красивом вдруг стало теплее.
И Роза, от чувства заметно хмелея,

Колючки усилием воли сокрыла,
Их спрятав в себе. Боль её окатила,
Внутри разрывая, кололо сознанье.
Я выдержу всё!
Принц услышал признанье.

Застыл. Пододвинулся. Нежные пальцы
Погладили стебель, слегка прикасаясь.
Склонившись над ней, он вдыхал воздух сладкий,
Шептал ей слова. Миг закончился краткий —

Шипы, обращенные в сердце бутона,
Изранили душу её. Утомлённо,
Поникнув головкой, склонясь до земли,
Она, умирая, шептала: «Прости…».

Его красный шарф развевался в пустыне.
Ты знаешь его. Он в тебе и поныне.

Я буду писать, невзирая на боль,
Когда я по лезвиям – вновь босиком,
Когда обезглавлен прекрасный король,
Когда попирается правый закон.
Я буду писать, сквозь метели и мглу,
Теряя любовь, провожая друзей,
Сломаю Кащееву в сердце иглу
И дверь распахну для немногих гостей.
Я буду писать, потому что ты ждёшь,
Ты веришь в меня, веришь добрым делам.
И, чувствуя сердцем, где правда, где ложь,
В слезах я склоняюсь к усталым стопам.

Спектакль отыгран «Зима».
Умолк яркий шум бенефиса.
Повсюду царит кутерьма
Отъезда ведущей актрисы.
Она отслужила свой срок,
И гром восхищённых оваций
Затих, обмельчал и умолк.
Померк белый цвет декораций.
Одежда со сцены снята,
Кулисы лежат грудой грязной.
Нагая сквозит пустота.
Смывается грим. Лик прекрасный
Стал просто обычным лицом,
Усталым. Мешки под глазами.
Рабочие сцены гуртом
У рампы стоят с фонарями,
Меняя рассеянный свет
На дерзкие вспышки и блики.
Сценограф рисует проект,
Скрывая изящно улики
Забвенья одной ради той,
Чей голос любовь обещает,
Её аромат пеленой
Манит, освежает, дурманит.
Зелёный теперь кабинет.
Стоит капельдинер у входа.
Он вслух оглашает билет:
«Весна время лучшее года!»

Ты гордо называешься «поэт»
И гордо кроешь трехэтажным матом.
Ты любишь сложность? Напиши сонет!
Но не по силам, друг. Пытался. Да куда там!

Не говори, что матершинник был
И Пушкин, и Есенин, и Маяковский.
В тебе я остужу ретивый пыл:
Ты можешь, как они? Так в чем загвоздка?

Возьми перо, в чернильницу макни,
Мир озари ты гениальной строчкой!
Твой лист нетронут: час, минуты, дни.
Тогда замолкни. Жирной чёрной точкой.

Жёлтый парк в танце мягкого золота,
В шелестенье конфетной фольги
Всколыхнёт, что прожито, что дорого,
Успокоит волненья твои.

Под ногами шуршащие, нежные
Золотые монетки берёз.
Утешайтесь красою, мятежные,
Не стесняясь нахлынувших слёз.

Много слов заумных,
Грузных слишком,
Ворох дробных, шумных.
Мозгу – крышка.
Подсознанья вопль
Под сознаньем,
Жаркий пасадобль
В три касанья.
Твой Пелевин – гений,
Вне сомненья.
Точит червь сомнений
Моё мненье.
Мне цитату-бомбу
Мураками.
Я – на бой, где зомби
С дураками.
Все сплелось в единой
Оде-речи.
Разум нашей эрой
Покалечен.

Присели в реверансе
Сугробы-балерины.
Снегов застыли танцы.
Опали кринолины.
Бесформенные кучи
Остатки белых граций,
Вдруг проскользнёт сквозь тучи
Лучом протуберанца
Светило. И журчащий
Ручей качает нежно
Кораблик настоящий.
Бумажный. Белый-белый.

Мои слова упали медным звоном,
Осыпались шуршащею листвой,
Растаяли печальным тихим стоном,
Они ушли, их больше нет со мной.
Мои слова былой лишились силы:
Несказанные ломятся в виски,
И тяжесть ватная. Поддену их на вилы,
Извилин серых затяну тиски.
Они погибнут, не увидев света,
Не обогрев тебя своим теплом.
Вступаю в ад кромешный для поэта:
Безмолвный дом под вывеской «потом».

Подруга звала ее Снежною Девой
За синюю сталь чуть прищуренных глаз,
За веру в холодное зимнее небо,
За дивный узор замороженных фраз.
Горячее трепетно сердце горело
Несбыточным вечным ярким огнём:
Питая любовь, вдохновенно воспело
Поэзию дней, проведённых вдвоём.
Лик северной Девы искрился слезами,
Когда закипала на сердце боль,
Она украшала стихами-цветами
Вечернего неба глубинную смоль.
Но не было холода в облике девы,
Никто не немел от такой красоты,
Он звал её Снежной своей королевой
Из льдистого Царства извечной зимы,
Печальным был рыцарем и менестрелем
В промозглых дождях суеты городской.
Он ждал ее в гости из царства метели —
Любовью ее напоить и тоской.
Лишь с ним королева пылала, не тая,
Лишь с ней забывал он забрало и меч.
Им выпало счастье, как мука святая:
Так сложно достичь. Как прекрасно – сберечь.