Наталья Гордина - Островные зарисовки

Щурится солнечный параллелепипед
Возле стекла полустёртых границ.
Душу волнует мне Древний Египет,
На пожелтевших оживший страниц
Летописи. Знаю, мне только снится,
Что в двадцать первом я веке живу.
Изображение солнца возницы —
Только рисунок? О нет, наяву
Всё. Чтоб молиться богам всемогущим,
У облаков рождены мы черты,
Дабы войти после в райские кущи
Мужа Исиды. Чисты
Помыслы наши у входа в обитель,
Где на весах наши взвесят сердца
Судьи Маат и решит небожитель,
Ждут ли Поля Камыша мертвеца.
Гекко узоры – лишь копия пятен
Бликов на лодке папирусной Ра,
Чей иероглиф живущим понятен,
Как очертания Гора пера.
Битвы с Апопом возложено бремя
На богов тяжкое каждую ночь,
Чтоб даровать драгоценное время
Смертным в миру, гоня горести прочь,
Чтоб научить их любить всё живое,
Что уничтожить стремится Ра враг,
И умерев, найти отдых в покое,
Что обещает душе саркофаг.

Шипящий Сид вновь в полутьме пронзает
Мне душу взором тёмно-серых глаз.
Там, за окном, коварно отверзает
Уста покойным сумрак. В сотый раз
Я говорю ему, что нет спасенья
Из клетки, как от мук геенны тем,
Кто не дождался Бога воскресенья
В день Страшного Суда. Им Вифлеем
Путь не укажет радужным сияньем
Звезды на небе так же, как и мне,
И станет смерть достойным воздаяньем
За отрицанье истины в вине,
Что пить дает мирянам поп в сутане
По воскресеньям в память о грехе
Жены Адама. Кровь Христа в стакане —
Не мой напиток. В прозе иль в стихе,
Мне всё равно, я выражаю чувства,
Что в моём сердце пламенем горят —
Не веры факел дух мой, а искусства.
Его словами строчки говорят.
Пусть падший ангел Еву в виде змея,
Писанию согласно, искусил,
Мне дела нет до этого. Камея
Моей души цветёт в груди. Спросил
Ли ты меня о чём-то, безотрадно
Стекла касаясь, мой несчастный друг?
Иль только показалось? Кровожадно
Лучом луны тоскливой режет круг
Пространства у стены в унылой спальне
В компании задумчивой весны.
Мы – пленники тоски в опочивальне,
Построенной не нами. Снятся ль сны
Тебе ли, как и мне, мой Сид, что живы
С тобою мы в реальности теней?
Открыла крышку. Взяла в руки. Ивы
Увидеть хочешь ветки средь огней
Бродячего рассвета, на скамейки
Костях покоясь, как заблудший дух,
Покинувший погост, и чародейки
Судьбы читая откровенье вслух?

Этот мир душевно болен,
Нам его не излечить.
Чтобы каждый был доволен,
Участь жалкую влачить
От рождения до смерти
Каждый должен, только я
Порвала оковы. Черти,
В вас ли смысл бытия?
Да, не в ангелах, не в Боге
Смысл жизни скрыт от нас.
Каждый – путник на дороге
В мир загробный. В судный час
Мы восстанем. Неизвестных
Девять будут нас судить,
Приговоры не из лестных
Нам дадут, и возродить
Мы не сможем тех, чье сердце
Было слишком тяжело.
Уж поверьте, в иноверце
Не сокрыто мира зло.
Оно скрыто, словно в сказке,
В заколдованном ларце.
Коль способны без опаски
Вы сломать иглу в яйце,
То Кощея сердце биться
Перестанет в сей же миг,
И картина прояснится,
Для чего сей мир возник.

На Лектора застолье Ганнибала
Была я гостьей жизни моей часть,
Но тьмы повязка с глаз моих упала,
И потеряло мясо свою власть
Над моим телом. Пира каннибала
Мозаичный забыли ноги пол
И мягкость кресла, в коем ожидала
Я терпеливо, что накроют стол
И подадут плоть на изящном блюде
Несчастной жертвы жадности людской,
Чьей жизни путь закончив на посуде,
Салфеткой губы вытереть с тоской
Обязан тот согласно этикету,
Кто её мясом голод утолил,
Тем объявляя молчаливо свету,
Что он не против тех, остановил
Кто её жизнь задолго до момента,
Когда она закончиться должна,
Что жизнь любая – просто кинолента,
После просмотра больше не нужна.
Не по пути мне с теми, кто не видит,
Что люди – лишь одно в цепи звено,
Что тот, кто любит, вряд ли ненавидит
Собратьев своих меньших. Домино
Унылых дней на грязный стол бросая,
Я осознала: жизнь священна, свет
Её – маяк во мраке, угасая
Свечой неторопливо, дух от бед
Хранит незримо, целого ведь части
Все те, кто жив в короткий этот миг,
А потому всецело в нашей власти,
Земли любовью оживляя лик,
Признать, что все достойны света солнца
Красою наслаждаться день и ночь,
Пока в груди их страстно сердце бьётся
Желаньем смерти сумрак превозмочь.
И как монах в оранжевой одежде,
Готова я колени преклонить
Пред божеством, откроет кто невежде,
Что стоит лишь рукою поманить,
И всё придёт, и всё само случится,
Лишь нужно верить в лучшее и ждать,
Разумно думать, действовать, молиться,
И смерть друзей в душе не одобрять,
Природы частью быть и зелень цвета
Её принять магических даров.
Бессмертным рифма делает поэта,
Лишь когда он физически здоров.

Мне не страшно, не больно – мне просто смешно.
До чего же похожа жизнь эта
Простотою своей на немое кино,
На холсте отражением света
Из могильного мрака рождая сюжет,
Что толпа позабыть будет рада,
Потому что ему продолжения нет
В мишуре нудных дней маскарада.
Нам четыре стены служат пропуском в рай,
В их пределах красоты Дамаска
Как пророку видны. Наслаждайся, играй,
Только помни: лицо твоё – маска,
Что скрывает секрет всех порывов души,
Пеплом стать что ещё не успели,
Как сорняк что растут горделиво в глуши
Под игру пастуха на свирели.
Кто зовёт его Паном, а кто Сатаной,
Дело выбора, попросту вкуса.
Предсказали мне карты по жизни одной
Как отшельник скитаться, в бурнуса
Облачившись оскал, и проказы персты
Устремлять в плат небесный с ухмылкой
В час, глазницы когда полумрака пусты
И несёт от прохожих горилкой.
Нострадамуса рок мне до боли знаком —
Зрячим будучи, тайные знанья
Оживлять не знакомым слепцам языком,
Пробуждая надежду. Желанья
Бессловесной толпы жить безмозглым жуком
Из гротескного Кафки рассказа
Я понять не могу, и жуков каблуком
Я топчу с наслажденьем. Зараза
Рабских мыслей чумой слух преследует мой
И цепями мне руки вяжет.
Не пора ли душе возвратиться домой,
В сострадании где не откажет
Ей незримый Творец и с любовью пожмёт
Силуэт утомлённой ладони?
Он стремление сердца к свободе поймёт.
Ветра запах вдыхать, словно кони,
Мы с тобой рождены, но забыл ты о том,
Пленник стен и чужих идеалов,
Ища счастье в пространстве, как мысли, пустом
Средь с шампанским разбитых бокалов.

Я размышляла, я страдала,
Я умирала от тоски,
И ночь пчелой вонзала жала
Слепую сталь в мои виски.
Мне было больно, непонятно,
Зачем стучит в моей груди
Бесстрастно сердце, безвозвратно
Ведь всё уходит, впереди
Одна лишь тьма под крышкой гроба
И бесконечный сон, пока,
Как снеговик, дух из сугроба
От сна проснётся и рука
Его коснётся человека,
Чтоб примитивный вызвать крик,
Чтоб стала жить душа-калека
Очередной свой в клетке век.
Мне было страшно, одиноко,
Я не хотела продолжать
В игре обманчивого рока
Быть вечной пешкою, рожать
Что будут через поколенье,
Как бремя женщины опять,
Пытаясь бурное теченье
Реки страдания унять,
Но безнадежно, ведь не Будда
Была я – клякса на листе,
На кухне грязная посуда,
Доска, забытая в мосте,
Всё и никто. Мой голос робкий
Толпе был шумной незнаком,
Что с визгом яркие коробки
Встречала. Чуждым языком
Я говорила, и с опаской
В лицо мне всматривался всяк,
Ведь я не прятала под маской,
Что был мне по сердцу босяк
Любой, а не ездок в карете,
Чей не скрывал презренья взгляд,
Что не была я на диете —
Есть не желала просто яд,
Что мне на блюде подавали
С каёмкой синею на нём,
Как платок Фриде 3 3 Фрида – персонаж из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита». ! Когда звали,
Не шла на праздник тех, кто днём
Одним лишь жил, ведь дух мой бунта
Пил сладкий сок, глядя на мир,
Которым управляла хунта
Тех, кто создал себе кумир.
Мне было горько – рядом друга
Со мною не было руки,
Напрасно вырваться из круга
Пыталась жадности, пески
Над головой моей сгущались
С дней марафоном до тех пор,
Пока в пустыне не остались
Все, кто мне дороги, и взор
Мой разглядеть с трудом в безумье
Песчаной бури мог черты
Людей-теней, чьим вольнодумье
Убийцей стало, все мосты
Назад разрушив в мир счастливый,
Где жить желали мы с тобой,
Минутной стрелки торопливый
Не признавая бег судьбой.