Наталья Гордина - Во власти неведомых чар

В даль безоблачную льётся
Лёгкой дымкою рассвет,
И душа, бунтуя, рвётся
Поскорей покинуть свет.
Скрип телеги громогласный
Гулко тает в тишине,
И народ единогласно
Шепчет «ведьма» обо мне.
Бьются огненные косы
Крылом птичьим на ветру,
Дух прощения не просит,
Не смирившейся умру.
Небосклон лазурью блещет.
Проклят Бог, слова попа!
Перепугана, трепещет
Беспощадная толпа.
Сотни глаз без сожаленья
На меня устремлены,
И сердца, пылая мщеньем,
Дикой злобою полны.
Лишь в глазах твоих несчастных
Слёз жемчужины видны.
Ты считаешь, что напрасно
Были мы обручены.
Ты не веришь больше в Бога:
Похоронена любовь.
Безотчётная тревога
Будоражит твою кровь.
Взять себя ты должен в руки,
Скрыть предательскую дрожь.
Или ты со мной на муки,
Мой возлюбленный, пойдёшь?
Мир в цепях томится скуки.
Скорбь свою преодолей
И о будущей разлуке,
Я прошу, не сожалей.
Если горе и страданья
Муки сердце посетят,
Оживут воспоминанья,
Что в душе печальной спят,
Не босой предстану взгляду,
Смерть приветствуя свою,
А смеющейся наядой
В зачарованном краю,
Где ты мне шагнёшь навстречу,
И сомкнутся рук тиски,
И обнимет сонный вечер
Наши тени у реки,
И в лицо заглянет нежно
Ветерок, касаясь плеч,
Океан небес безбрежный
Тихо в вечность будет течь,
Где с улыбкою счастливой
Руки к небу протяну…
Я люблю тебя, мой милый,
И приветствую луну.
Вспоминай меня такою…
А теперь, молю, уйди:
Обрученье с пустотою
Ожидает впереди.
На любовь твою гадала
В полуночной тишине —
И толпа меня призвала
К искуплению в огне.

Когда-нибудь я умру,
Когда-нибудь ты умрёшь,
И вся наша жизнь в миру
Тотчас превратится в ложь.
Сквозь холод церковных врат,
Молебен, молитву твою
Откроется грешным ад,
А праведным – сад в раю.
Заката кровавый лик
Возник на моём пути,
У кладбища вечер-старик
Домой предложил довести.
На небе взошла луна,
И плиты холодных могил,
Где тлению плоть предана,
Луч бледный её осветил.
Тоской переполнена грудь,
Бессмысленна жизнь и скучна,
И смерти навстречу шагнуть
Взывает мессир Сатана.

Жгли железом мою обнажённую грудь,
С корнем ногти мои вырывали,
Говорили: «Свою ворожбу позабудь»,
Заперев меня в тёмном подвале.
Злобно кожу пронзая холодной иглой,
Смехом мне разрывали душу
И шептали: «Скажи, как спала с Сатаной».
Но молчания я не нарушу.
Только крик различили мои палачи,
Плоти крик, что страданием дышит,
И сказали с усмешкой: «Погромче кричи —
Может быть, твой любовник услышит».
С моих губ сорвалось: «Помоги! Помоги!» —
И содрогнулись стены темницы,
И в испуге мои задрожали враги,
И как мел побелели их лица.
Ты проснулся, восстал от тревожного сна
И предстал, роковой и великий,
И вскричали они: «Сатана! Сатана!»,
Но в агонии канули крики.
И убил палачей ненавидящий взгляд.
Ты сорвал с моих членов путы,
Подарил поцелуя чарующий яд
И плащом моё тело окутал,
И в слезах я прижалась к могучей груди,
Нежно имя твоё повторяя,
И твердила: «С собою меня уведи:
Твоё царство прекраснее рая».

Упала тьма на синь небес
Холодной пеленой —
И дух мятущийся воскрес
Для жизни неземной,
Восстал из недр небытия,
Чтоб погрузиться в свет,
В котором горестный судья
Даст на вопрос ответ;
Возник видением в ночи,
Оковы плоти сняв,
И грозно молвил жрец: «Молчи!
Так требует устав».
Упала тьма, мир поглотив —
Мистерий час настал.
Вновь чувства в строчках оживив,
Устало дух вздыхал,
Тоски дыханием томим,
Терпя талант, как рок,
Скорбя от жизни пантомим
И рвущих сердце строк.
Но голос, научивший петь,
В слезах благословил
За дар, который дал воспеть
Всё то, что так любил.

Таяла хмурых небес пустота,
Облаком вдаль улетая.
«Ora pro nobis», – шептали уста,
Страстной мольбою пылая.
Деву Марию Христовых невест
Я защитить умоляла,
С грустью и болью спасительный крест,
Плача, к груди прижимала.
А за окном разрывался набат,
Словно служа литургию,
И голосов перепуганных ряд
Звал безответно Мессию.
Гулко ворота слетели с петель,
За монастырские стены
Ринулись варвары злобно, как зверь,
Рвущий добычу измены,
И похотливо хватали сестёр,
Бога невест наречённых.
Сопротивляется – тут же в костёр.
Счастье на смерть обречённых!
Я поднялась молчаливо с колен,
Крест сорвала с улыбкой.
Здравствуй, несчастье, страдание, тлен!
Всё в этом мире ошибка.
Всё в этой жизни коварство и ложь.
Призрачны вера с мечтою.
Смысл лишь в том, что ты скоро умрёшь
Смертью отнюдь не святою.

Я хочу говорить о печали,
Когда сумерек стелется нить,
Оттого что в небесной скрижали
Ничего не могу изменить;
Тосковать среди ночи мерцанья,
Когда звёзд полыхает костёр
И неистовым зла отрицаньем
Переполнен мой горестный взор.
Не бессилия это признанье,
Не того, что боюсь умирать, —
Это страстное жизни желанье,
Только жить – это значит страдать.
Золотистыми бликами тает,
Исчезая в тумане, река.
И никто никогда не узнает,
Как приятна мне эта тоска.

Стальною решёткою скованы
Холодного света лучи.
В тяжёлые цепи закована,
О правде забудь и молчи.
Что зла ледяное дыхание
Над миром простёр Сатана,
Неведомо всем. На заклание
Я слугам его отдана.
Они облачились в священников,
И смерти неведом им страх.
Святой инквизиции пленников
Сжигают они на кострах.
Пойдут на любое предательство,
Готовы нечистым служить,
Но пытки, позор, издевательство
Мой дух не способны сломить.
Уж эхо шагов громогласное
В рассветной звенит тишине.
«Совсем помешалась, несчастная, —
Охранник сказал обо мне. —
Смеётся и тщетно пытается
Железо оков разорвать».
Другой улыбнулся: «Не нравится,
Что время пришло умирать».

На постели приподнявшись,
Диким ужасом полна,
Наблюдаю, как, подкравшись,
Корчит рожи Сатана.
Он меняет маски-лица,
Словно модница наряд,
И стучит об пол копытцем.
Настоящий маскарад!
Зря иудиным лобзаньем
Губ коснуться норовит,
Ведь царят в его дыханье
Отвращение и стыд.
Хром, рогат, с козлиной мордой,
А ещё пугать полез!
Убирайся, клоун, к чёрту,
Даже если сам ты – бес!
Ну тебя ли мне бояться,
Козлоногий комик мой?!
Жажду жить, любить, смеяться.
Не до сделок с Сатаной!
Ты вообще не настоящий,
Ты всего лишь страшный сон.
Прочь отсюда, пёс смердящий!
Крикнула – и сгинул он.