Наталья Гордина - Во власти неведомых чар

Вновь ловлю на себе его пристальный взгляд,
Стынет сердце в груди безвольно,
И по жилам моим течёт сладостный яд,
Мне приятно, мне жутко, мне больно.
С каждым вздохом всё явственней чувствую я
Его глаз роковое влеченье,
И не в силах огню, что сжигает меня,
Я оказывать сопротивленье.
Не могу, не хочу я оковы порвать,
И в кровавой реке заката
Кружит ворон, веля мне немедля писать
О случившемся с ним когда-то.
И покорно перо вновь сжимает рука,
И бегут по бумаге строки,
За окном моим тонут, скользя, облака
В небе пасмурном и глубоком.
Мою волю сковал его дьявольский взор,
Что бессильна бороться с ним, знаю,
И мне кажется, будто я свой приговор
В бездне глаз его чёрных читаю:
Умереть для того, чтоб воскреснуть в словах,
В тех словах, что рука выводила,
И что плоть мою гложут не ужас и страх —
Вдохновенья бессмертная сила.

Затихли шаги в отдаленье,
Сдавила мне грудь тишина,
Дыханию смрадному тленья
Дрожащая плоть предана.
Кусок слишком чёрствого хлеба
Мой голод не смог утолить,
Не в силах лучистого неба
Усталой душе заменить.
Моё обнажённое тело
Приковано цепью к полу,
Но рвётся душа моя смело
Сквозь камеры душную мглу,
Желая до боли сердечной
Покинуть обитель скорбей,
Приют обретя на вечной
Прародине всех людей.
Луч в узком окошке искрится,
Так тускл, что едва различим,
И тщетно душа стремится
Последовать к солнцу за ним,
За нитью его путеводной,
Туда, где, ступив на порог,
Испить мне позволят холодный
Лучистого неба глоток.

Туман над Лондоном клубится
И тает в сумраке ночном.
Час пробил грешнице забыться
В ужасных муках вечным сном.
Час пробил. В узком переулке
Она стоит, утратив стыд.
Шаги решительны и гулки,
И в сердце ненависть кипит.
Блудница наглая смеётся
И предлагает согрешить,
Не зная, что ей остаётся
Минуты считаные жить.
«Ну что ж, пошли». И мы в мотеле.
«Как любишь делать это ты?» —
И приближается к постели
В немом позоре наготы.
«Как я люблю? Сама спросила!»
И нож в трепещущую плоть
Вонзил я с бешеною силой
В стремленье похоть побороть.
Она забилась, захрипела,
Когда я вырвал из груди
То сердце, что надменно смело
Отвергнуть Господа пути.
И кровью грешницы с улыбкой
На стены нанеся псалом,
Шагнул в тумана омут зыбкий,
Возмездья жаждою влеком.

Рыдает ночь над далью сонной,
Кружит над городом рассвет.
Себя я вижу погребённой
Во тьме давно минувших лет.
Мой слабый голос еле слышен
В барханах зыбкого песка,
Но с каждым мигом тянет выше
Меня усталая рука.
Под солнца оком раскалённым
Вновь в бренный мир вернулась я,
И надо мною изумлённо
Застыла копия моя.
Её глаза искрятся счастьем,
Ласкает ветер кос каскад,
И над столетиями властью
Пылает горделивый взгляд.
В том взоре радость постиженья
Манящей магии веков
И ожиданье воскресенья
Давно людьми забытых слов,
Печаль разлук, восторг свиданья
В туманом скованной тиши…
Сокрыта тайна мирозданья
В археологии души!

Безжизненный берег ласкают
Усталого солнца лучи,
Холодные волны взлетают
К скале, умирая в ночи.
В слезах я стою над обрывом,
Законов земных не приняв,
И кружатся тучи игриво,
Ладони заката обняв.
На ивы понурые плечи
Наброшена сумерек шаль,
И, сонный приветствуя вечер,
Печалью наполнена даль.
В рыдании ветра тоскливом
Как в омуте мир утонул —
То кто-то меня молчаливо
В бездонную пропасть столкнул.

Огнедышащий свет опалил мне лицо,
Язвы руки мои покрыли.
Предо мною одни лишь тела мертвецов,
Слой горячего пепла и пыли.
Смерть к плечу прикоснулась костлявой рукой
И злорадно в глаза заглянула.
Всё, что было когда-то небесной рекой,
В пелене серых туч утонуло.
Вечным сном под руинами милый мой спит,
Убаюкан вулкана дыханьем,
И в предсмертной агонии сын мой хрипит
Под тумана нависнувшей дланью,
И навстречу мне адский несётся поток,
На пути своём всё сметая,
Конец света, который предрёк нам пророк,
Сквозь слёз бусы с улыбкой встречая.

Я усталые смежила очи
И уснула в холодной земле.
Хватит, ветер, тоскливо пророчить,
Что не вспомнит никто обо мне.
Ну и пусть! Не имеет значенья!
Все живущие ныне умрут,
И их место займут воплощенья
Тех, которые верят и ждут,
Что свершится желанное чудо,
Что надежды исполнятся их,
Что они ещё счастливы будут
На земле, сотворённой для них.
Слышишь, времени бесконечность,
Вой волков в тишине ночной?
Всех забвенья поглотит вечность
Так же, как это будет со мной!

Неужели рассвет бороздит небосклон
И надрывно рыдает ветер?
Неужели живу? Неужели не сон?
Неужели я есть на свете?
Неужель этот мир сотворён для меня
И подарен мне силой небесной?
Неужели в преддверии Судного дня
Я умру, чтобы снова воскреснуть?
Неужели течёт в неизвестность река,
Унося с собой горечь страданья?
Неужели любовь моя так глубока,
Что способна объять мирозданье?
Неужель на вопрос существует ответ?
Неужели в тебе моё счастье?
Неужели закат сменит алый рассвет
И минует любое ненастье?

Рвётся ветер, дико воя,
Гонит тучи прочь.
Средь неистовства прибоя
Умирает ночь.
Бездна неба с бездной моря
За руки взялись,
И корабль, с бурей споря,
Птицей мчится ввысь,
Чтобы вновь через мгновенье
В омут волн упасть
И познать как откровенье
Дьявольскую власть.
С диким хохотом надменно
Крикнул капитан:
«Усмиришь коль, царь вселенной,
Злобный ураган,
Обещаю я навечно
Быть твоим слугой».
За борт юнгу бессердечно
Сбросил он ногой.
Поглотили жертву воды —
И расцвёл закат,
Взор пленил святой природы
Сказочный наряд.
В хрустале небес растаял
Тенью шар земной,
Капитан воскликнул: «Дьявол,
Я навеки твой!»

Я точно знаю, мой друг, поверь мне,
Волшебной сказкой наш мир рождён,
Сокрыта тайна за этой дверью,
Мы разгадаем её вдвоём.
Там злой волшебник принцессу прячет,
В любви клянётся ей неземной,
Надёжно спрятан там Мальчик-с-пальчик
От великана его женой,
Кощей там чахнет над грудой злата,
Сезам сокровища хранит,
И, сном таинственным объята,
В гробу красавица лежит.
Я дверь дубовую толкнула —
Передо мной пустынный зал,
Кровать в нём, зеркало, два стула.
Что волшебство здесь, кто сказал?
Где же волшебник? Где жар-птица?
Где с жемчугами сундуки?
Где дочка царская томится
От сердца трепетной тоски?
Нет ничего. Как жаль!.. Постойте!
Я что-то вижу, говорю.
Ну, так и есть! Пятно! Позвольте,
Его я в лупу рассмотрю.
Вдруг это кровь, а сам убийца
За шторой спрятался с ножом,
Чтоб нанести удар и скрыться
Дорогой той же, что пришёл,
Мой хладный труп в шкафу запрятав,
Как сделал с первым мертвецом,
И я найду посмертно брата
В том, кто при жизни был отцом?
Что, если то следы вампира,
Немого ужаса ночей,
А кровь – остатки его пира
Над бедной жертвою своей?
Быть может, кровь ту привиденье
Хранит как память о жене,
Невинной жертве преступленья,
Нашедшей смерть свою во сне?
Раздался шум, дверь приоткрылась,
И в замогильной тишине
Фигура белая явилась
И пригрозила пальцем мне.
«Опять не спите, мисс, – сказала, —
Когда давно все в замке спят!
И снова краски в центре зала
Разлил, шаля, ваш младший брат!»