Наталья Гордина - Во власти неведомых чар

Едва приблизился к воротам
Одетый в рубище аскет,
Ему сказал с усмешкой кто-то:
«Для нищих здесь прохода нет!»
Другой заметил с видом умным:
«Да ну его! Пускай идёт!
Быть может, этот полоумный
Дорогу в рай быстрей найдёт!»
Старик, гонимый жаждой слова,
В презревший Бога град вошёл,
В заката отблеске бордовом
Он к старой церкви подошёл.
Полуразрушена, забыта,
Она стояла на виду,
Тумана кружевом накрыта,
В предсмертном маялась бреду.
По хрупкой лестнице поднялся,
Молясь, на колокольню он.
Над мёртвым городом раздался
Призывный колокола звон.
Лишь собрался народ у храма,
Переступил порог старик
И молвил гордо и упрямо:
«Я Бога видел скорбный лик.
В пустынной келье я молился
За тех, кто служит Сатане,
И дух святой пред мной явился
И скит велел покинуть мне,
И я отправился в пустыню
И божье слово людям нёс,
Любви и радости святыню,
Как заповедовал Христос…
Но вопль Гоморры и Содома,
Несчастные, я слышу в вас!
Очнитесь, дьяволом ведомы!
Довольно! Пробил судный час!
Погиб ваш мир, но ваши души
Воскреснуть к жизни могут вновь.
Дорога в рай для всех заблудших —
Христа великая любовь,
Хоть породил наш век бездушный
Сердец болезненный изгиб».
Но я спросила равнодушно:
«И что с того, что мир погиб?»

«Я учил их любить,
Я учил умирать.
Для меня слово «жить»
Означало «страдать».
Дочерей и отцов,
Матерей и сестёр
Я, презрев жалость слов,
Отправлял на костёр.
Беспощадно терзал
Я греховную плоть,
Чтобы зло наказал
Всемогущий Господь.
Но прошла круговерть
Полных ужаса лет,
И вернула мне смерть
Мой обратный билет.
Впереди вечный мрак.
Каюсь. Грешен, отец!»
Но не видел он, как
Усмехнулся чернец.
И поник головой,
Обессилев, старик:
«Жутко! Всюду со мной
Убиенного лик.
Кто-то злобный донос
На него написал,
Тщетно вёл я допрос —
Заключённый молчал.
Говорят, Сатане
Произнёс ты обет.
Гордый юноша мне
Рассмеялся в ответ.
В гневе я приказал
Нечестивца пытать
И в волнении ждал,
Что начнёт он кричать.
Страшно мучаясь, он
Искусал губы в кровь
И был болью крещён
Нести людям любовь.
Что там крик! Даже стон
Я не смог различить.
Был на смерть обречён
Он затем, чтобы жить.
Иисуса Христа
Подвиг он совершил…
Моя совесть чиста —
Я Мессии служил.
Отпусти же, монах,
Мне грехи поскорей,
Чтоб неведом был страх
У небесных дверей».
С диким хохотом тот
Сбросил свой капюшон:
«Слышишь ада ворот
Упоительный звон?!
Небом проклят ты был
С сотворенья времён.
Ты ведь брата убил.
Звался Авелем он.
Ты, злодействуя, жил,
Я терзал твою плоть.
Ты не Богу служил —
Я твой царь и Господь.
Восстань, лучший из слуг!
Долог в сумерки путь.
Там, средь грешников мук,
Сможешь ты отдохнуть.
Править сонмом чертей
Я назначу тебя,
Мучить вздорных людей
И скорбеть, не скорбя».
И поднялся старик,
И шагнул к Сатане.
Сгинул горестный крик
В беспощадном огне.

Жрец сказал: «Довольно сказок!
Лживы все твои слова!
Мы не вызвали ни разу
Гнев морского божества:
В срок мы жертвы приносили,
Чтили статуи богов…»
«Вы безжалостно казнили
Чужестранцев-моряков!
Корабли их вёл на скалы
Ваш предательский маяк.
Всех, кто выжил, вы бросали
С горной кручи в водный мрак.
Но незримый дар богини,
Чей алтарь хранила я,
Приоткрыл секрет святыни
Мне земного бытия:
Вы – всего лишь тень от тени
Тьмы бездушного творца,
Бессердечные творенья
Бессердечного отца.
Сбросьте цепи преступленья
С обагрённых кровью рук —
И дарует вам прощенье
Госпожи моей супруг.
Вместо пленников бросайте
Вы цветы в пучину волн.
Горе, злобные, вам! Знайте,
Бог великий гнева полн».
За такое поведенье
Жрец служителей призвал
На голодное мученье
Запереть меня в подвал.
В полутьме сырой темницы
Талисман светился мой,
И незримую явиться
Умоляла я за мной,
Чтоб тюрьмы открылись двери
И смогла я тех спасти,
Кто, блуждая в ложной вере,
Сбился с верного пути.
Лишь дыхание проклятья
Удалось мне различить —
То вода в свои объятья
Мчалась город заключить.
Сердце, горечью облито,
Из груди моей рвалось.
Плача, рухнула на плиты.
Предсказание сбылось!

В предвкушении вечера мира
Облака замедляют свой бег.
Окровавлена неба порфира.
Смертно всё на земле, человек.
В полумраке бледны очертанья
Над рекою склонившихся ив.
Мгла сгустилась, мои ожиданья
И мечты бессердечно убив.
Мрачный вид за окном моей спальни
Наполняет страданием взор:
То над кладбищем месяц печальный
Чертит сумерек тусклый узор.
Ветер нежно качает осоку.
И в гнетущей летит тишине,
Опалённый дыханием рока,
Адский всадник на бледном коне.
Предвещает его появленье,
Что рассеется жизни туман
И исполнится то откровенье,
Что апостол изрёк Иоанн.

Я устала от холода ночи.
Скрыла мгла очертанья лица.
Злобно сумерки гибель пророчат,
Приближение мира конца.
Стихло пенье звенящей стали,
Смолк воинственный голос труб.
Вопль страдания и печали
С окровавленных рвётся губ,
Но за стражи бесстрашным отрядом
Молчаливо крадусь средь теней,
И пронзает пугающим взглядом
Неприятельских отблеск огней.
Небосклон с далью пурпурной слился,
Часового едва усыпив,
Как костёр алым пламенем взвился,
Лицо спящего взору открыв.
Я в палатку змеёй проскользнула,
Где в углу мешок с хлебом лежал,
Но лишь руку к нему протянула,
Спящий с ложа внезапно привстал.
В его синих глазах не напрасно
Вспыхнул ужаса злой огонёк —
Не успел даже вскрикнуть, несчастный,
Как пронзил его сердце клинок.
Дрожа, кровь на руках различила,
Но в испуге не бросилась прочь,
А мешок вожделенный схватила
И шагнула в бездонную ночь.

Окину презрительным взором
Раздолье унылых нив,
И сердце шепнёт мне с укором:
«А враг твой по-прежнему жив».
Ну нет! Затаив дыханье,
Я в сумрак шагну ночной.
Постигнет его наказанье,
И будет наказан он мной.
Напрасно он спрятаться хочет:
Разящий кинжал его ждёт.
И мгла равнодушно пророчит,
Что час его скоро пробьёт.
Падёт он во тьме, бездыханный,
Любя лишь себя одного,
И сумрак сокроет туманный
Во мраке забвенья его.

Океан шумит безбрежный,
Приближенью бури рад.
Вновь я слышу голос нежный,
Вновь ловлю влюблённый взгляд.
Смоль кудрей из-под сомбреро,
Плач гитары под окном,
Страстный шёпот «Те quiero!» 2 2 Те quiero! (исп.) – я тебя люблю!
В душном воздухе ночном.
Как хочу, прекрасный мачо,
Я с тобою быть вдвоём,
Только муж ревнивый прячет
Сталь литую под плащом.
Различив во мгле туманной
Наши тени над рекой,
В сердце нож вонзит буланый
Он безжалостной рукой.
Ты падёшь, смертельно ранен,
Не успев любовь познать.
Ветер, мрачен и печален,
Тебя будет отпевать.
Я умру в сырой темнице,
Надо мной, как над тобой,
Чёрной птицей будет виться
Сумрак в дымке голубой.