Александр Бобошко - Избранное. Стихотворения, песни, поздравления

Пили вино до икоты мы,
Жрали мы до блевоты.
Стали с сараями скотными
Схожи дома и сады.
Недругов многих осилили.
Враг был совсем непростой,
Но пол-Европы и Ливия
Вскоре под нашей пятой.

Весь мир мы хотели десницей железной
За горло схватить без помех.
Но сами внезапно мы падаем в бездну
Без шансов подняться наверх.

Мы упивались пороками.
Стали страною воров.
Мы бунтарями, пророками
Тигров кормили и львов.
Для мудрецов и талантов мы
Плах не жалели и дыб.
Грозными были атлантами —
Стали добычею рыб.

Эй, бог Посейдон «наш светлейший и честный»,
Да как же ты бросил нас всех?
Спокойно глядишь, как мы падаем в бездну
Без шансов подняться наверх.

Наша ли алчность причиною,
Наш ли от разума бег,
Что с океанской пучиною
Мы породнились навек?
Только одно утешение:
(Шансов спастись никаких)
Может быть, наше падение —
Верный урок для других.

Волна нас накрыла. Бежать бесполезно.
На всех несмываемый грех.
Мы падаем, падаем, падаем в бездну
Без шансов подняться наверх.

Я брожу по харбинскому кладбищу
(Хоть и Царство Теней не люблю),
И, как будто бы редкостный клад ищу,
Я надгробия взором сверлю.

Влево, вправо – родные фамилии
Бывших русских своих, земляков.
Грустно в гавань чужую приплыли и
Тут остались. Удел их таков.

Я далёк от ветров конъюктурщины.
Белый, красный – не всё ли равно.
Пуст Харбин. Флаги русские спущены.
Корабли опустились на дно.

Много красные горя наделали.
Цвет их флага таков. Се ля ви.
Но у тех, что себя звали белыми,
Тоже руки по локоть в крови.

Компромисс невозможен был. Поняли:
Заодно вместе быть не суметь.
Впрочем, те и другие уж померли,
Примиряет политиков смерть.

Обелиск из фанеры, из камня ли,
Наплевать тем, кто двинулся в рай.
Белых нет.
В вечность красные канули,
Но в России
всё тот же раздрай.

И тогда и сейчас много схожего.
В кайф – ударить друг друга под дых.
Вот и кладбище здесь не ухожено.
Не до мёртвых нам, не до живых.

Пусть надгробья китайцы разбили и
Не следят за погостом, но мы
Почему на родные фамилии
Равнодушно взираем из тьмы
Предрассудков, из мрака невежества?

Наша помощь, увы, на ноле.
…Тяжело им лежать, русским беженцам,
В неуютной китайской земле.

Это что же у нас творится?
Не в кошмарном сне – наяву
То оттуда покойник мчится,
То отсюда и все в Москву.
А Москва принимает трупы,
Сделав очень довольный вид.
И тарелки звенят, и трубы,
Телевидение гремит.

Поначалу по всей планете
Развозили неясный прах.
Мол, спецы за бугром ответят:
Здесь и вправду ль с Семьёй монарх?
Но подумали и решили,
Что не нужен такой вопрос.
И останки захоронили,
Океан проливая слёз.

Над Семьёю скорбим сегодня.
Жаль царя и его детей.
Но, скажите, нам жаль те сотни
Убиенных простых людей?
До царя они с просьбой кроткой
Шли девятого января,
Были встречены пулей, плёткой
Испугавшегося царя.

Что ж про это молчим мы, право,
Иль воды мы набрали в рот?
Нет, не зря же, не зря Кровавым
Николая прозвал народ.
А теперь он в святейшем лике…
Чтоб историю двинуть вспять,
Генерал к нам теперь Деникин
Из загранки примчал опять.

К праху старца припали нежно
Весь бомонд и столицы знать.
Скольких он убивал и вешал —
Им не хочется вспоминать.
Им без этого жить спокойней…
А чтоб он «не скучал» один —
Новый нужен в Москву покойник.
Делегация прёт в Харбин.

Каппель там – кровопийца жуткий
Спит, покоится в темноте.
В двух могилах бывал – не шутка!
Поначалу лежал в Чите.
Кони красных хрипели в беге,
У Читы начинался бой —
Шефа выкопали коллеги
И в Харбин увезли с собой.

Вновь могилу его копают.
Открывают повторно гроб
И в Москву его посылают
Третий раз упокоить чтоб.
Здесь финансы нашлись и силы!
Эй, чиновнички из Москвы! —
Перестаньте копать могилы.
О живых позаботьтесь вы!

Белым, красным ли – рай не светит!
Не проклятья им, не любви.
Нет героев ни тех, ни этих.
Все завязли в большой крови.
А представьте, случится драка,
Поменяется снова власть.
Скажет вождь: «Я гляжу, однако,
Хоронили мы всяку мразь.

Не к лицу ей святые лики.
Прах Романовых – на Урал.
Каппель – сволочь, подлец – Деникин.
Раскопать, чёрт бы их побрал!»
Вождь прикажет, взъерошив патлы:
«Всех отправить в обратный путь!»
…Не тревожьте усопших, падлы.
Дайте сгинувшим отдохнуть!

Я – страус. Я живу в песках.
Когда опасно станет вдруг,
Кого-то в темя бьют и в пах —
Я не испытываю мук.
Меня не гложут стыд и честь.
Желанья нет в конфликты лезть.
Я клюв свой быстро – «на замок».
Мгновенно голову – в песок.

Живу я тихо много лет.
Не прошептал, не завопил.
И ни одной причины нет,
Чтоб я иначе поступил.
Душа бороться не лежит.
И никогда не размозжит
Однажды пуля мне висок.
Чуть что – я голову в песок.

Но вот сказал на днях шакал.
Такой мне высказал упрёк,
Что, дескать, жизнь я проморгал,
Что слишком я себя берёг.
Чрезмерно жизнью дорожил,
Не мёрз, не дрался, не грешил,
Своих врагов не потрошил
И ничего не совершил.

Его упрёк мне не указ.
Ведь у шакала гнусный нрав.
Но стало страшно мне сейчас:
А вдруг он прав, а вдруг он прав?

От рожденья, почитай, от самого
Нет просвета Пончиковой Томе.
Ей не повезло вначале с мамою.
Та её оставила в роддоме.
А медсёстры долго слёз не лили и
За дитё взяли́сь, судьбу ругая.
Отдала одна свою фамилию,
Поделилась именем другая.

Со смешной фамилией дурацкою,
Тоненькая, словно хворостинка,
Жизнью невесёлой, интернатскою
Зажила подкидыш – сиротинка.
«Пончиком» её прозвали сразу же,
Хоть и не оправдывала кличку.
Ну, а ей плевать, нет счастья раз уже,
Невезенье, вроде, как в привычку.

Только ночью иногда, когда нет сил уснуть,
Смотрит долго Томочка во тьму.
Хочется поплакаться кому-нибудь.
Некому.

Тут у всех с судьбой одни оплошности.
О семье лишь разговоров тема.
Душу доверять из осторожности
Никому Тамара не хотела.
Выросла она девчонкой скрытною.
Пончиком всё также называлась,
Но при этом с кличкой аппетитною
Сытою ни разу не бывала.