Александр Бобошко - Избранное. Стихотворения, песни, поздравления

«Мы – малютки. Ты – большой горе подобный.
Слишком крупный в нашем мире, неудобный».

Гулливер кричит, стараясь
Лилипутов убедить:
«Никого не собираюсь
Ни подмять, ни раздавить.
Разрубите сеть узлов!
Я совсем не виноватый
В том, что всех вас вместе взятых
Выше стал на сто голов…»

Не берут, увы, слова его на веру,
И приходится несладко Гулливеру.

В схватке честной с ним удачи
Ни один бы не познал.
Гулливер был ночью схвачен,
Когда очень крепко спал.
Так и встретил он зарю:
Видит, карлики хохочут
И соломинкой щекочут
Гулливерову ноздрю.

Вмиг покончил бы он с этим шумом-гамом,
Коль не связан по рукам был да ногам он.

Каждый узел проверяют,
Чтобы был
предельно туг.
«Мы тебе
не доверяем,
В наш не пустим
тесный круг!»
И в чехлы кладут ножи.
«Одинакового роста
Был бы с нами —
было просто б.
Эй, не дёргайся, лежи!»

Он лежит, продрог насквозь в песочке сером…
Плохо быть средь лилипутов Гулливером.

На песочке мокром, сером
(Заалел едва восток)
Лилипуты Гулливера
Вяжут вдоль и поперёк…

Не браните Есенина.
Дескать, много он пил.
Потреблял бы умеренно —
Лет до ста бы дожил.

Надоели вы с руганью.
Мол, развратник певец.
Жил с одной лишь супругою:
Вот бы был молодец!

Осуждать златокудрого —
Понапрасну, тщета.
Вы такие все мудрые,
Лет живёте до ста
Сытно и комфортабельно.
Носом вниз, не в зенит.
Так живёте вы правильно,
Что от вас аж тошнит.

Стал у вас он виновником,
Мол, в пороках он весь, —
У самих же любовники
И любовницы есть.
У кого нет – хотели бы
Не выходит никак.
В мыслях койки расстелены
Для любовных атак.

Прямо действовать, сволочи —
Тонковата кишка.
Ваш разврат – втихомолочку,
Скрытно, исподтишка.
Помолчать, дяди с тётями!
Шёл поэт, мол, ко дну.
Сами водочку пьёте вы
Не граммульку одну.

Ни к чему ваши прения.
Пил Есенин и пусть.
Он был пьющим, но Гением.
Вы ж – нетрезвая гнусь.
Нос совать неприлично вам,
Слать усмешек оскал.
Вообще, дело личное:
С кем он пил, с кем он спал.

Мир чернила выплёскивал,
Мир бумагу марал.
Но никто про берёзку так,
Как поэт, не сказал.
К чёрту – сплетни! Повесили,
Мол, чекисты его…
Жутко было, невесело —
Влез в петлю оттого.

Бросьте выпады, жалобы
На поэта хоть раз.
Не судите, и, стало быть,
Не осудят и вас.

Отправляйтесь вы к лешему!
Сплетни – вновь день за днём,
Не орите вы бешено —
Всё о нём да о нём,
Не брюзжите рассеянно.
Что поэту с того?
Вы прочтите Есенина.
Вы поймите его.

Зависим мы всегда от чьей-то воли,
На бойню поведут иль на парад.
Похож наш мир на шашечное поле,
Где каждой пешке отведён квадрат.

А принцип той игры давно известен.
Ну что твои мечты, судьба, стезя?
Нет, если ты стоишь на чёрном месте,
На белое уже никак нельзя.

И здесь непозволительна усталость.
Тот впереди, кто вечно нагл и груб.
Чтоб пешка здесь одна из всех прорвалась,
Других отдать положено «под сруб».

Сумев остаться целым в страшной давке,
Не возгордись: какой, мол, умный я!
И хоть ты ухитрился выйти в дамки,
Гарантий нет спокойного житья.

Лишат тебя надёжнейшего крова
Коллеги те, что в дамках, как и ты.
И «треугольник» уж готов «Петрова»,
Где перекрыты все твои ходы.

И день тебе теперь темнее ночи,
И не даёт житья вопрос такой:
А кто вручает эти полномочья —
Руководить за шашечной доской?

Надень, дружище, джинсы старые.
И если ты не входишь в них,
То годы ты прожил бездарно и
Не написал свой лучший стих.
Не исходил ты землю-матушку,
Стремился в Крым, презрел Сибирь.
Ты не искал, ты грех взял на душу —
Пошёл не вглубь, раздался вширь.

Надень, дружище, джинсы старые.
И если джинсы в самый раз,
Пройдись по улочкам с гитарою.
Пройдись, как раньше, в поздний час.
Огромный клёш был, как у флотского.
Тебе тогда семнадцать лет.
Хрипел ты песенки Высоцкого.
Давно его в живых уж нет.

Ах, не имел в те годы дисков ты.
Безумно музыку любя,
Всё то, что слушал на английском ты,
«Битлами» было для тебя.
Ночами в радиоприёмниках
Ты рок ловил сквозь треск и писк.
Ну, а теперь тебе и днём никак
Нет времени послушать диск.

«Один друг старый лучше новых двух», —
Права народная молва.
Нам наши песни поднимали дух!
Не позабыть бы их слова.
Блажен, кто через годы смрадные
Запал души сумел сберечь!
…Надень, дружище джинсы старые.
Что? Ты давно их бросил в печь?
Ах, ты давно их бросил в печь…

«К чёрту банки, крынки,
Молоко и мёд!
Вон, концерт на рынке
Скоморох даёт!»
И, веселья ради,
(Век жесток и лют)
Поспешил к эстраде
Весь торговый люд.

Вновь устроил праздник
В серый будний день
Шут и безобразник!
Как ему не лень?
«Пляшет ведь не слабо!
Ай да молодец!» —
Бьют в ладоши бабы,
Нищий и купец.

Вид его отпетый:
В рубище одетый.
Брякают на шапке звонко бубенцы.
Поистёрты шмутки,
Но – игрец на дудке!
Мужики довольны, радостны юнцы.

Рожа скоморошья,
Браги ли хлебнул,
Что не дружишь с ложью?
Правду лишь одну
Вслух ты называешь,
Удалец, храбрец!
Про царя гутаришь:
«Государь – подлец.

Все бояре – воры.
Пустота в казне.
Царь лишь разговоры
Любит о стране.
Речи мягко стелет,
Образ создаёт,
А на самом деле
На народ плюёт.

Царь не верит в Бога.
Потому убого
Мы живём сегодня.
В темноте – тропа.
И попы – ворюги.
Нет по всей округе
Одного хотя бы
Честного попа».

Ох, и громкий хохот!
Зритель входит в раж,
Славит скомороха:
«Правдолюбец наш,
Скучно нам и тяжко.
Снова от души
Спой, поэт-бродяжка
Или попляши!»

Но не спеть артисту
Под мажорный лад.
На конях со свистом
Стражники летят.
Пикой – по макушке.
Злобно говоря:
«А не пой частушки,
Сволочь, про царя!»

Лупят скомороха.
Скомороху плохо.
Бьют его по рёбрам,
Метят прямо в пах.
Не агент он вражий.
«Неча будоражить.
Не фиг смуту сеять
В душах и сердцах.