Саша Вебер - Литературный оверлок. Выпуск №2/2019

У меня была одна сигарета, которую я берег со вчерашнего вечера и ей суждено было меня спасти. Благодаря ей я остановился. Просто стоял в переходе смотря на босую пожилую женщину, которая стоя на коленях улыбаясь, молилась за любого. Я так ждал этой минуты, что, сделав одну затяжку, не посмел сделать вторую. Было страшно думать, что сигарета закончится. Просто держал ее, позволяя дыму слегка греть ладонь.

– Не много денег. Совсем не много…

Она улыбаясь смотрела на меня. Между просьб вставляла строчки из библии.

– Я тебе не верю. Вообще не верю в милостыню.

Ее ноги были опухшими и почерневшими. Она словно специально не скрывало их состояния. Видимо ей было плевать. Плевать, как и всем. Мир уже вышел из-за кулис лицемерия. Теперь все стоят у «стены плача» в ожидание расстрела и скрывают свой страх под гримом.

Перед тем как выбросить окурок, я затянулся уже фильтром. Обжог нёба горячим пластмассовым дымом пошел на ту сторону улицы по подземному переходу. По поверхности пройти было невозможно. Еще в том году там построили баррикады из покрышек и мешков с песком.

«Пусть Всевышний простит тебе все грехи и откроет глаза… Уверуй… Он милостив и приютит тебя. Прости юношу, ибо слеп пока» Мне в спину летели просьбы и мольбы, а метрах в пяти на лестнице вверх, двое негров снимали пальто с только что убитого. Увидев меня – они выпрямились в ожидание.

– Мне абсолютно похрен на вас. Мне насрать на то что вы черные ублюдки делаете. Можете его даже сожрать.

Они продолжили, не обращая на меня внимания. Эти обезьяны не поняли не единого слова. Как бешеные собаки они совершали свои деяния понимая, что им не угрожает ничего в потенциальном прохожем.

Старуха с отмершими ступнями начала орать – «Опомнись! Молись! Молись сукин сын и тебя простят, безбожная тварь… Выродок!»

Я вышел на улицу. Там стояли машины и, уже прохожих было в разы больше. Вот оно, новое, свыкшиеся поколение. Уцелевшие в мире «правды», в эпоху где толерантность – преступление.

В дали эхом звучали выстрелы. Из машин играла громко музыка. Мимо галопом пробежало несколько наездников в форме полиции. Город, под брусчаткой которого кости и кровь, доживал последние свои недели. Мир был за следующей запятой в глубокой навозной яме. Ни завтра так через неделю прекратят электроснабжения, перекроют газ. Чистой воды осталось «литра полтора» и то в магазинах, где люди все меньше платят, все больше грабят.

Идя по улице старого города, я то и дела перешагивал мешки с мусором, тележки из магазинов, покрышки. Фонари мерцали и также заставляли все на мгновение умирать. Послышался крик в рупор. Я был почти на месте. На площади. Там должны были собраться люди, которых осталось совсем не много, или совсем не осталось. Сбор людей с одной идеей. С правдой. Люди, у которых осталось правда самая глубокая. Правда – страх. Страх умереть. Это единственное, где люди лицемерили как и прежде. И да, приветствуйте мир, где нет вранья. Где нет лжи перед собой. Нет лицемерия. Никто не вспомнит уже когда это все бл*дское время началось. Словно проснулся и понял, что по ящику уже нет рекламы, нет новостных программ и прогноза погоды. Где никто не ходит на работу, на которую ходить не хочется. Где никто не заводит будильник. Где люди не терпят приезжих и тех, кто как-то отличается. Где в лицо говорят о желание убить. Где убивают и делают это с чистой совестью. Где понятия «геноцид» стерли из программы «ПЛОХО». Мир принял на себя последние сражение, а вернее отвернулся и позволил людям сожрать себя с потрохами без вмешательства извне. Где колокол снят и зарыт в землю. Где люди перестали «верить». Перестали молиться и жертвовать. Мать их, перестали смотреть в зеркало. Эпоха искренности уничтожила последние прекрасное в мире и люди захлебнулись в эгоизме, смешанном с ожирением. И да, осталось одно. Смерть. Отсутствие «масок» заставило людей встать на порог вымирания. Но все бояться одного. Боятся смерти но, также боятся признаться. Мы приняли условия игры, но приняли их полностью. Нас не много. Мы в меньшинстве, как впрочем, и мир. Нет лжи – нет человека. Другими словами, мы абсолютно честны. Мы боимся умереть. А мир, люди, говоря «правду» врут, что смерть – это чистое действа, последовательность бытия, мать их бл*дь.

«Эти ублюдки должны понять, что жизнь осталось на земле и кроме нее нет более и не будет НИЧЕГО!»

На этих словах, что донеслись до меня из рупора, меня толкнули в спину. Это был мой товарищ Рако. Да. Странно, мир гаснет, но понятия дружбы живет, не смотря на то, что в нее не верят. Инстинкты, инстинкты, инстинкты, вместо – «скидки, скидки, скидка» теперь по телевизору. Да, вещания по-прежнему не прекращается, на удивление, просто давно за него никто не платит. Пропаганда и агентирование сменились лишь текстом.

Мы стояли на ратушной площади. Нас было человек сто. Горели шины, размахивали белыми флагами. Крики смешивались и гул полз по тротуару. Рако стоял рядом и выкрикивал что-то о гордости, честности. Он выглядел нерушимым. Пальто в пол, рваные перчатки, длинный грязный шарф, небритый и лохматый, точная копия всех нас. Люди давно перестали обращать внимание на то, как выглядит прохожий и тем более как выглядят сами.

– Рако, откуда ботинки?

– Я его чуть не задушил, – он кричал мне на ухо, шум стоял оглушительный.

– Что случилось?

– Они налетели на меня на вокзале… Один черный орал, что я зарезал его брата. Я ели отбился. Я снял с него ботинки.

Он был весь в рванье но в абсолютно новых ботинках.

Тут мимо площади пробежало десять, а то и пятнадцать наездников. Послышался взрыв, такой глухой, а за ним свист в ушах. Я не заметил как закрыл голову руками. Все также шел снег и я увидел половину людей лежащих на брусчатки. Кого-то ранило. Рядом горел угол дома. Со всех сторон на нас бежали люди. У всех в руках были палки, дубинки, куски арматуры. Я начал искать Рако. Началась паника. Под ногами уже были лужи крови, которых впитывал снег и превращал поле битвы в кровавое болото. Я спотыкался. Падал. Кто-то падал на меня.

«Сука, гаси эту мразь»! Голос в рупор оглушал и без того звеневшую голову.»

Я почувствовал, что лежу лицом в снег. Боли не было. Было тихо и все как в замедленном воспроизведении. Шапка была натянута на глаза. Встал на колени. Снял перчатки. Опять-таки без боли я дотянулся до головы и снял шляпу. Кровь полилась на глаза и звуки происходящего разом вернулись с режущей болью в области лба. Звон в ушах от взрыва усилился.

– Вставай, надо идти! Уносим нахер ноги! Хотя пошел ты…

Меня подняли и тут же бросили. Со второй попытки я смог встать. Вокруг царило безумие. Горы снега превращали все это в парадную Сатаны.

Мимо, сбиваясь с ног, пробегали люди в полном оцепенение. Крик отчаяния, вспышки огня, редкие выстрелы.