Саша Вебер - Литературный оверлок. Выпуск №2/2019

– Уходим отсюда!

Это был Рако.

– Все, не теряем времени, уходим, – сказал я и схватил Рако за рукав.

Тут послышалась автоматная очередь. Мы пригнулись. Люди хаотично разбегались, кто-то в панике врылся в землю.

Встал я уже один. Рако изрешетило от паха до рта. Кровь вылилась на сугробы всей своей краской. Прежде я не видел столько крови никогда. Он был в полуметре от меня.

– Встаем, бл*дь, встаем! – я тащил его тело метров пять. Кто-то меня схватил и потащил. За нами слышались выстрелы. Я падал. Мир перестал врать, поверил в правду, но стал врать больше прежнего. Стал врать про жизнь, а вернее про смерть. Конечно это рук дело большого брата. Затуманить мозг о «чистой правде», мол и смерть вранье. Все «забыли», что смерть – одета в ложь. Бояться смерти стало не актуально. Человечество подтолкнули к истреблению своими «чистыми» руками. Абсолютная правдивость заключается в том, чтобы в первую очередь сказать о страхе кончины. Высказать свое мнение об иммигрантах – это одно, для начала нужно создать их, позже почву для ненависти, а сказать, что СТРАШНО, в мире где сила играет первую скрипку – невозможно.

– Отпусти меня, отпусти, бл*дь, отпусти, я сказал!

Он бросил меня. Я лежал на снегу и видел толстые подошвы пробегавших. Закрыл голову руками. Кто-то, останавливаясь что-то орал мне на ухо. Кто-то, пробегая бил меня в область паха. Кто-то пытался меня поднять. Я лежал. Все стихло. Я чувствовал свой пульс. Встал. Просто встал и пошел по улице с походкой полностью целого и счастливого человека не обращая внимание на происходящие. Не поднимая ног я шел вперед. Меня огибал поток людей боясь словить случайную пулю или боясь быть забитыми до смерти палками или, если угодно, копытами лошадей с людьми в форме блюстителей ТАКОГО порядка. Последнее, что помню, глаза пробегавшего мимо совсем молодого парня. Его глаза были ясными, откровенными, трезвыми, избыточными, белыми. Он взмахнул рукой и я почувствовал как ноги подкосились.

Проснулся я от головной боли, а точнее от туго затянутого бинта на голове. Он стягивал мне виски. Я лежал на автомобильном пассажирском кресле в подвале оперного театра. Большое пространство напоминало госпиталь в рассказах Хемингуэя, вперемежку с наркопритоном. Отсутствие ограждений, всяческих перегородок, очень высокие потолки для низов такого величественно сооружения смешивало звуки со всеми вибрациями и создавало некие телевизионные помехи. Вокруг стояли столы с обугленными стойками покрыты черными мусорными мешками на которых были завтраки в картонных пакетах из-под вчерашнего ужина. Сотни пустых баллонов из-под воды, холодильники с откровенной коррозией, газовые плиты. Редкие колоны были покрашены свежей желтой вонючей краской, где уже были наклеены плакаты со всяческими лозунгами и профилями новых кумиров, но до ужаса узнаваемыми. Песок под ногами. Лужи разного рода, от мочи до подсолнечного масло. Диваны с торчащими пружинами и компании людей на них, что всхлипывая и захлебываясь соплями пили что-то из темных бутылок. Были еще другие. У догорающих покрышек они орали на не разборчивом языке, и поднимали вверх руки.

Тут одновременно принимали роды, зашивали раны, извлекали пули, ширялись тяжелым, работали телевизоры, слышался звук открывающихся банок пива, а сигаретный дым в жидком виде стекал с потолка. Но это не было, что ли, тайным местом. Это было нормально. Просто люди именно так и жили.

Встал. Нужно было найти сигарету. Я увидел большое скопление людей в углу этого гребанного «периметра» у лестницы ведущий на улицу через фае главного входа. Там у стены, на полу, друг на друге стояло пять, а то и шесть телевизоров. Все они были настроены на один канал. Я направился к ним.

– Сигареты есть? – спросил я полностью пьяного старика в телогрейке.

– Деньги есть? Если есть, то иди на верх. Там в фае какие-то азиаты разбили магазин что б их ****ь. Даже нальют, если что…

«… входе вчерашнего очередного артиллерийского обстрела южной границы, погибло по меньшей мере 230 человек и еще сто получили тяжелые ранения. НО! Граница была захвачена. Это не большая территория, не большая победа ведь скоро все границы будут уничтожены.»

Новостную программу не переключали, даже сделали громче: «… запасы питьевой воды на исходе. Западная элита и правящая коалиции поддался на провокации. Но очередная диверсия не позволила…»

– Как думаешь, ты можешь вспомнить когда все это началось?

Я обернулся. На меня смотрел какой-то на вид очень молодой парень. Полностью лысый. Яркий электрический свет за его спиной стер его глаза. Я видел только контуры его головы.

– Конечно! Так было всегда…

«… массовое самоубийство. Триста пятьдесят человек по очереди шагнули вниз с двадцатого этажа.»

– Тебе нравится наш мир где нет лжи?

– Нет, – почему-то я сказал это с опаской. Словно украл шоколадный батончик в небольшом супермаркете. Чувство полупрозрачной стыдливости.

«… по прогнозам численность на земле уменьшится на 85% уже через пятнадцать лет.»

– У тебя сигареты есть?

– Без проблем. Так вспомни… когда все это началось?

«… это был поджог. Десятки свидетелей… школа горела несколько часов. Без жертв не обошлось…»

– Такое ощущения, что я тебя где-то видел.

Сказав это, я попытался разглядеть его лицо. Уже солнце, поднимаясь к пику своему врезалась в окна и пропускала яркие лучи и обнажало столбы пыли в воздухе. Видимость упала до нуля. Его очертания пропали совсем.

«… уже пол года прошло с обрушения мировой биржи и отключения… люди свыкшись… золотые резервы разграблены или, если угодно, отданы на чистые, честные…»

Он пропал. Я огляделся. Никаких лысых чудаков вокруг не было. На секунду я почувствовал жуткую вонь очень напоминавшую вонь стоматологического кабинета. Где еще не приступили к работе, где еще не зашипели сверла, но запах стерильных орудий для пыток и запах только что вымытого линолеума. И на миг перед глазами возникли странные образы. На одно лишь мгновения. Но очень яркие, детальные, с привкусом во рту, даже с тревогой, что была тогда, прежде, не сейчас. Я увидел, как сижу на кухне и моя мама, которую я вспомнил словно портрет, стояла на пороге и кричала, «– Ты пойдешь я сказала к врачу! Прямо сейчас! Я устала слышать это!» А я сидел и заливал стол слезами, протестовал. Да. Именно так. И я даже почувствовал как у меня болят зубы. Потом я сижу в кресле, в лицо бьет яркий свет сквозь закрытые глаза, я увидел силуэт и почувствовал тяжелые руки зубного врача. Вскочил. Пнул ногой дверь и почти в припадке я побежал по длинному, бесконечному коридору на свободу, которая казалась недосягаемым спасением. И потом снова стол, слезы и огромная коробка очень вкусных конфет и мама. Которая стояла над о мной и заставляла есть конфеты. « – Не хочешь зубы лечить? Тогда давай, ешь, ешь! Что же ты не ешь?»