Владимир Лузгин - Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло

Если вьются злые ветры
Гарпий полуночных злей,
Вспомни солнце, речку, кедры,
Песню юности своей.

Не сердись, не огорчайся,
Что покинул край родной,
И с друзьями повстречайся,
Коль захочется в запой.

Плюнь на мрачную погоду,
Отдохни от неудач,
Не позорь свою породу –
Не ругайся и не плачь.

Обними подругу крепче,
Поцелуй, рукой скользя,
Пусть она тебе прошепчет,
Что и выдумать нельзя.

Остальное – грязь и склока.
Стоит ли в такую муть,
Чтобы жизнь свою до срока
Променять на что-нибудь.

Ех, ех, хей ла.
Встаньте из-за стола.

С водкою и едою
Кончено, и пора
Нарты мои со мною
Вывести со двора.

Труп мой скрепите стяжкой,
Чтобы я, видя путь,
Мог с роковой упряжкой
Наледи обогнуть.

Бросьте сакуй в колени,
Ех, ех, хей ла,
Как понесут олени,
Будет не до тепла.

Бросьте сакуй в колени,
Нопы и бокари,
В сумках из кож таймених –
Юколу, сухари.

Дайте мне три хорея,
Ех, ех, хей ла,
Чтобы судьба вернее
К цели меня вела.

Дайте мне три хорея,
Чая, не жалко сколь,
Утвари поцелее,
Трубку, табак и соль.

Ну, и багак с двустволкой,
Ех, ех, хей ла,
Против чумного волка
Или другого зла.

Ну, и багак с двустволкой,
Верных друзей стальных,
Раз на дороге долгой
Не обойтись без них.

Прочее, что с азартом
Скапливал, нёс домой,
Не уместить на нартах,
Не унести с собой.

Вот и распределите
Памятью обо мне,
И без меня живите
В горькой своей стране.

Коль не накрыла мгла.
Ех, ех, хей ла.

Ёмкими доступными словами
Объяснял нам пьяный старшина
Разницу меж прапором и нами,
У кого права и чья вина.

Стриженные, в штопаных кальсонах,
В сапогах с портянками комком,
Слушали мы в состоянье сонном
Инфу о разводе полковом.

Старшина, довольный дисциплиной,
Оттого трезвея на глазах,
Завершил свой спич цитатой длинной,
Разнеся гражданских в пух и прах.

Три часа, а я до полвторого
На полах отслуживал наряд,
И сегодня буду тем же снова
Заниматься третью ночь подряд.

Вот и примостясь на верхней койке
В полной форме, как на караул,
И как в детстве после глупой двойки,
Я заплакал и в слезах уснул.

А домой вернулся лейтенантом
Младшим, но по виду офицер,
В кителе и в брюках с тонким кантом,
И в ботинках – точно под размер.

Без обид на воинское братство
И довольным строгим старшиной,
Выбившим и дурь, и верхоглядство
Из моей натуры озорной.

С той поры я, повстречав солдата,
Путь его крещеньем осеня,
Вспоминаю слёзы, что когда-то
Сделали мужчину из меня.

Ёрничай, ёрничай, ёрничай
И весели эскорт
Своры продажной дворничьей
В виде лакейских морд.

Бражничай, бражничай, бражничай,
Крепкой хвалясь вожжой,
Вместе со славой, неважно чьей –
Дедовской или чужой.

Складывай, складывай, складывай,
Сколько достанет сил,
Жертв своих действий адовых
В темь потайных могил.

Верящий, верящий, верящий,
Всё тебе с рук сойдёт
В обществе лицемерящих
Таких же, как ты, господ.

Желаю знать, чего я стою.
Отсюда – как мне быть с собой:
Артачиться иль жить простою
Не взбаламученной судьбой.

Где прочитать, хотя бы вкратце,
Чужую мудрость одолжив,
Кому я должен поклоняться,
Пока на этом свете жив.

Как выбрать телом и душою
Единственную навсегда,
Ту, что глаза мои закроет
В преддверье Страшного суда.

Желною по буковкам клавы долбя,
Я строчками чёрным на белом,
Строфами тремя успокоить тебя
Хочу окончательно в целом.

Чего мне метаться, чего мне искать,
Небритому золоторотцу,
Уставшему истины сущность алкать
И с вечной неправдой бороться.

А после как чувство свободы ушло,
Одно мне на свете осталось –
Глаз карих твоих неземное тепло,
Как счастья какая-то малость.

Женщина – да не предаст меня,
Позовёт, накормит и напоит,
После, грешным взглядом поманя,
До рассвета лаской успокоит.

Женщина – да станет мне она
Главною, единственной, которой,
Что Всевышним определена
Стать моей надеждой и опорой.

Женщина – да буду я при ней,
Что бы шептуны ни навещали,
До конца своих недолгих дней
Верным другом в счастье и печали.

Женщина – да есть ли у меня
Кто-нибудь ещё на этом свете,
Перед кем, любуясь и ценя,
Был я каждый божий день в ответе…

Живу среди продажных, вороватых,
В подбитых ватой стеганых пальто,
И чтоб не задохнуться этой ватой,
Пью, с кем попало, и незнамо что.

Не думая, не веруя, не споря,
Отбросив, словно ношу со спины,
Гнёт правды, приносящей только горе,
И чувство своей собственной вины.

Поэтому, да будет мне забвенье
Хмельного сна средь ночи или дня,
В туманном ожидании мгновенья,
Освободить готового меня.

Жириновский. Венидиктов. Сатановский. Соловьёв.
Иже с ними. Вместе. Просто. Говорят. Народ таков.

Людям нравятся химеры, мифы, домыслы и ложь,
Без которых, как ни бейся, на Руси не проживёшь.

Людям нравятся бандиты, воры, жулики, пока
Не касается их лично уголовника рука.

Людям нравятся злодеи из начальников больших,
Жизнь лишающих кого-то, но, естественно, не их.

Людям нравятся безделье, бабы, водка, снеди ларь,
Пьяный поп, весёлый барин и беснующийся царь.

И не сделать ничего тут. Говорят. Народ таков.
Жириновский. Венидиктов. Сатановский. Соловьёв.

За окошком колобродит
Дождь со снегом ледяной,
Ну, а я доволен, вроде,
Что без зоны за спиной.