Галина Разина - Фиолетовые стрекозы. Лирика

Пять детей – пять моих ненаписанных книг.
Каждый в жанре своём, непохожем.
Разный вид, разный шрифт, разный стиль и язык.
Только младшие схожи. Быть может.

Яна, старшая, – дочь моих ранних потерь.
Сердце было разбито, любовь сумасшедшая.
Как в Шекспира трагедии бродит теперь —
Как со сцены высокой сошедшая…

Вся – надлом, вся – навзрыд, вся – без кожи совсем.
Не из этого мира, не из этого времени.
Вся – как поиск Любви, вся – борьба всех со всем.
Как Офелия в речке безвременья…

Не для жизни трагедии юной души.
Чтобы жить – надо их пережить.
Субмариной легла я на дно. И в тиши
Своей первой семьи я училась, как заново жить…

Старший сын Ярослав… Я училась терпеть,
Я училась, как жить на Земле без Любви.
Помогал Виктор Франкл – он в концлагере, ведь,
Стал сильнее, чем был. Даже Ницше и Сартр помогли…

И теперь Ярослав, погружённый в себя, —
Философский трактат, сложный жанр.
Не для средних умов. Не для каждого дня.
Мысль о мысли. Вокруг – хоть потоп, хоть пожар…

Я погибла в пятнадцать. И всплывала пятнадцать
Лет. Из депрессии к Небесам.
А потом наступила пора экзальтации,
Будто эти пятнадцать взвесили на весах.

А я оказалась на лёгкой чаше весов.
О, этот период ангельских голосов!
Мне дали Любовь, мне дали мечты и силы!
Мне дали так много. И третьего дали – сына.

Под сердцем Саша. А я летаю всё по Галактикам.
Под сердцем Саша – а я летаю всё между звёздами.
Родился Саша. И мысли все – о Галактике.
Учится Саша. И всё изучает звёзды.

Я опустилась на Землю ну очень поздно.
Встала на землю. Но всё же смотрю на звёзды.
И в зрелый период мудрости и покоя
Бог дал двух дочек. О, Боже мой, эти двое!

Эти две феи впорхнули к нам в жизнь из сказки.
Из очень простой и волшебной и доброй сказки.
В которой Добро побеждает Зло. Будь спокоен.
Два Сердца больших и горячих. И счастья вдвое.
________
Почему дети разные? Встречный вопрос:
А какими мы были, когда
Эти светлые души нам Аист принёс?
Оглянитесь на эти года.

У подружек расцвели декабристы —
Чудо-фото наводнили посты:
Фиолетовые, розовые, белые чистые
И багряные неземной красоты.

У меня окно скучает без декабриста.
Почему не завела? Если б знать.
Но зато в моей семье четыре декабриста.
Подождите, декабристов даже пять.

Прадед Александр Михалыч был декабристом,
Дед мой Коля – декабрист опять.
Мой отец родился в декабре мглистом
И два сына так сумели подгадать.

С первым снегом залетели в Россию
Все мужчины моей славной семьи.
В белой вьюге души их с небесной сини
На снежинках опуститься смогли.

Чтобы выбрать наш декабрь для рожденья,
Смелость, мужество нужны за душою.
Не случайно дед и прадед в сраженьях
Двух войн Мировых – герои.

Помню деда Колю, к сердцу – воронка,
Для врачей был под Берлином убит.
Но седой солдат с глазами ребёнка
Отвечал всегда: «Не болит».

Раз дотронулась до страшной ямы —
Пуля, вросшая в сердце, билась
Под натянутой кожей упрямо…
Он прожил с ней полвека, как нам и не снилось.

Работал, родились два сына, к врачам не ходил.
Боль в сердце ему до рожденья декабрь застудил.
Декабрь – не июнь. В стуже месяца есть
И Доблесть, и Мужество, и подзабытая Честь.

Декабрь – это выбор. Когда среди льдинок
И белой метели на снег лучистый
На парашютах красивых снежинок
Спускаются наши защитники – декабристы.

Живу в элитной клетке из бетона —
Престижно, дорого. Но по душе с утра
По всем артериям и венам с стоном
Течёт родная Ра.

Атал, Асиль, Исиль, Астиль, Эдиль,
Вдрызг разбиваясь на каскаде гидростанций,
Идел, Идэль, Ижил, Итиль —
Опять разбилась в кровь в кровавом танце…

На Волгу убегая из детсада,
Круг не забыв дырявый прихватить,
Я уплывала, к рыбаков досаде,
На середину – им опять ловить.

А я плыла и дула в круг дырявый.
Мужчины злой реке не доверяли.
Аталу-Волге я себя вверяла,
Как матери младенцы доверяют.

Я чувствовала – в глубине нутра
В прожилке, жиле, в вене каждой
Течёт родная Ра.
И знала – Волга всех тут старше.

И старше имени, что знают эти люди:
Не Волга – а Атал, Ижил, Итиль.
И старше памяти, которая забудет,
Как Птолемея с Ра покрыла пыль.

И только двухметровые сомы,
На дно ушедшие от горя гидростанций,
Всё помнили, всё знали, но, увы,
Молчанье – их защитный панцирь…

Живу полвека в клетке из бетона,
Здесь жизнь, точь в точь как в клетке, замерла.
А там, на Волге, в солнечных затонах
Живая жизни жизнь живёт, как и жила.

Атал, Асиль, Исиль, Астиль, Эдиль —
Течёт, как жизнь моя в песок уходит.
Идел, Идэль, Ижил, Итиль,
Прости. Да, я вернусь, но не на белом пароходе.

Окончив жизни путь, я подойду к тебе,
Разуюсь и войду в тебя с утра.
И поплывём: я – по реке, река – во мне,
О, Волга-матушка, родная Ра.

Было пятнадцать, казалось, вчера:
Встреча с любимым, мечты, вечера…
Юности вальс подхватил, закружил,
Юности вальс так манил, так пленил.
Юности нежной
Вальс подхватил, закружил…

Было мне тридцать ну точно вчера:
Дети, работа, готовка с утра.
К вечеру двигаться не было сил,
Всё же на вальс ты меня пригласил.
Зрелости страстный
Вальс подхватил, закружил…

Мы юбилей отгуляли вчера:
Мне пятьдесят, стать серьёзней пора.
Рано стемнело, и дождь моросил.
«Мы потанцуем?» – ты тихо спросил.
Вальс нашей жизни,
Вальс подхватил, закружил…

Было пятнадцать, казалось, вчера:
Встреча с любимым, мечты, вечера…
Юности вальс подхватил, закружил,
Юности вальс так манил, так пленил.
Юности нежной
Вальс подхватил, закружил…

В тёплом ясном мае
Танцевали мы без слов,
С нами танцевала
Наша первая любовь.
Сердце к сердцу, в танце жизнь
Сплелась с твоей душой:
– Завтра я танцую с тобой.
– Милый, я танцую с тобой.