Игорь Чубанов - ПОРТРЕТЫ… для Анны. сборник первый

Вечер… Мерцанье новогоднее огней…
«Солнышко» в кресле девушкой вдруг обернулось,
нежностью Имени – Настенька! – прикоснулось
к чарующим сумеркам… где среди теней,

раскиданных вспышками пламени камина
по мрамору пола, лик спрятан Волкодлака:
Зверь бережёт таинственность женского знака —
взгляд той, в которую влюблён её мужчина!

К коже опять прильнула пальцев раскалённость;
замерло сердце, путь по телу представляя…
Все ощущенья в чувственность свою влюбляя,
влилась душа – желаньем! – в неопределённость

той сладости, которой тело уже дышит,
пусть даже смысла в ласках не осознавая:
сердце Светланы – в двух шагах уже от «рая»
и разум предостережения уже не слышит?

В мир Зазеркалья, в Параллельности миры
Зверь влился… обликом девичьим представляясь,
чтобы Анастасия, вида не пугаясь,
приняла Волкодлака правила игры:

вторжением! – женских печалей не касаясь,
лишь отраженьем Имени – Анастасия! —
решила в зеркалах стать колдовства стихия,
чтоб удивлялся мир, не только вся Россия —
кем дышат зеркала… вдруг тайной проявляясь!

– Ласковых строк тепло и свет твоей души
я уроню в глубины взора Волкодлака,
чтобы сиянье твоего звёздного знака
стало тем огоньком свечи во тьме тиши,

который, падая, летя и опускаясь
то мотыльком, то пламенем, то метеором
для Зверя стал бы наших мыслей разговором,
телами даже пусть друг друга не касаясь!

Свежестью чистоты земной веет от фото…
Сердечка прелесть в этом тоже виновата?
Женщин душа дороже серебра и злата —
знает об этом только Зверь… иль ещё кто-то?

Лика открытость, вкусных губ полуулыбка,
высокий лоб, локонов нежность на плечах…
Имя – Ирина! – и весь мир в солнца лучах:
за таких женщин бьются насмерть на мечах!
Иль в Волкодлака словах спряталась ошибка?

Хищник приник, взгляда улыбкой восхитившись,
к туфелькам дамы,
пасть оскалив – для пространства:
среди людского хамства и мужского чванства
есть самка, в аромат коей Зверем влюбившись,

Хищник, роняя с клыков пену, прорычал:
«Светлана – только лишь моя! Кто возражает?
Кстати, кто не согласен – сразу умирает!
Иль кто-то смерть свою дважды уже встречал?»

Игрушки помнят ещё пальчиков тепло?
Замёрзшим ароматом игл наприкасавшись,
замерла ель…
в любви – молчанием! – признавшись
Ольге за то, что именно ей повезло

стать – среди ночи! – новогодним украшеньем,
с вуалью из снежинок, искрами упавших,
синеву неба в глазах Ольги вновь узнавших,
улыбку сохранив для леса – сновиденьем!

Если бы не было у Зверя его Анны —
Хищником бросился бы к ножкам Валентины,
чтоб у слезинок не было на то причины
и не страдали б женские так «тараканы»

у всех тех женщин, кто стихи её читает,
кои настолько хороши, что зависть гложет
Зверя за то, что Волкодлак, увы, не может
сравниться с ней! Кто о любви женской всё знает?

В тунике-платье древнегреческой богини
сиренево-лазоревого цвета неба,
вся в ожиданьи чуда как «зрелищ и хлеба»,
матроны обликом от древнеримских линий,

с Именем – Александра! – прелесть обернулась…
и битвой гладиаторов взвыла арена!
От смерти спасся Волкодлак бы иль от плена,
если, взглянув… богиня Зверю улыбнулась?

Во взгляде глаз – цвета морской волны! – купаясь
с согласья женщины, Зверь в думах, как во сне:
«Мне в океане утонуть глаз иль в вине,
чтоб истину познать, во вкус жизни влюбляясь?»

Букетом алых роз в пальчиках задержусь,
женского аромата запахом коснувшись,
от шёпота шипов роз:
«Жанна…» – встрепенувшись,
может, узнаю: утону я иль проснусь?

– В красивом танце волшебства Вас закружить,
во взор свой душу Вашу девичью вобрав,
чтоб трепетаньем сердца оказался нрав
Хищника-Зверя, возжелавшего влюбить

в себя партнёршу, захотевшую вкусить
всю прелесть танца и касаний Волкодлака?
Среди сияющих созвездий зодиака —
к Светлане! – протянулась Ариадны Нить?

И почему не видит Волкодлак улыбки
у женщины… кстати, «украшенной цветами»?
Имя арабское звучит над небесами…
иль Имя персами – Гульнара! – а не нами,
дано ей как «цветок граната»? Нет ошибки?

Лучами света озарён взгляд умных глаз;
цепочки змейкой Волкодлак кулон целует,
вниманье обратив на то, как всё ж ревнует
завистью чёрной роза Зверя… Кто рискует
Гульнару украшать собой в последний раз?

Провалами земля зевнула, стон вдыхая,
перечеркнув зияющей пропастью луг;
лес захлебнулся криком птиц, исчезнув вдруг —
бездна к себе всех позвала, огнём играя…

Трещина, домик сохранив, сад обежала,
женским трудам вред катаклизмом не чиня, —
пусть Валентина живёт, Зверя не виня
в гневе природы, что людской мир испугала!