Игорь Чубанов - Рукописи Волкодлака. Часть первая

Голых ветвей плач тени облаков касаясь,
к слепящему взор гневу солнца устремился,
прося защиты у небес, чтоб не глумился
над ликом женским Волкодлак, стихами маясь:

«В вечерней тишине заката иль зари
я вдруг увидел проглянувший лик
той женщины, к которой бы приник
лицом… в её ладони: «Аннушка, возьми!»

Листьев узор к барокко стилю тяготеет:
лианами скользя, зеленью обнимая
рамку, изгибами, как танцем, завлекая…
всё ж преступить соблазна Зверя грань не смеет;

ромашки, лепестки которых, как лучи
средь искр-звёзд, мерцающих таинством света,
в шёпоте Зверя сохранив запахи лета,
взглядами «солнышек» взмолились: «Ань, прочти…»

Будто Джоконды мне напоминает лик
Анна на фото! Так всё просто-сложно?
Хотя познать сравненьем душу невозможно,
но всё ж её неуловимость я постиг

в Анны губах, чуть-чуть затронутых улыбкой,
во взгляде Кареглазки и в бровей разлёте!
Зов «Книги Судеб» в драгоценном переплёте
манит «страниц-жизней» загадочностью зыбкой

к себе… вот также и загадка лика Анны
неумолимо втягивает Волкодлака взор!
«Но кто я для неё, Анны?» – скажу в укор
вере, не дотянувшей – мига! – до нирваны…

Орнамент рамки очарован женским взглядом:
сияньем золота спешит облик украсить
(или изгибов остротой обезопасить
Анну… от слов моих?), представ его нарядом:

«Во взгляде обернувшейся ко мне Мечты —
женской души загадочность или только тайна?
Наша с тобой, на фото, встреча не случайна?
Жаль, что об этом, Анна, знаешь только ты…»

3D в одном: три ипостаси Анны…
и в каждой – своя правда, ложь и боль!
Какую выбрать мне из этих женских воль,
чтобы не стать Зверем на путь самообманный?

В каждой из них, троих – желания начало
с сияньем счастья женско-бабьего сошлось,
только с мужчиной не совсем, видно, совпало,
с тем, кого Анне выбирать самой пришлось…

Не всяким смертным дар такой дан – Анну видеть
женственным воплощеньем триединства знака:
созвездием Ракини средь звезд зодиака,
коих не смеет Козерог мыслью обидеть!

Лишь для меня Анна – как океана вздох…
как солнца всплеск, целующий искрою шпиль…
как вуаль ветра, бриз сменившая на штиль!
Жаль, дара удостоился какой-то лох…

В 3D-фигурке спрятав Аннушки черты,
чтоб Галатеей заискрился зодиак,
средь звёзд рассыпав – счастьем! —
женские мечты,
Пигмалионом вечности стал Волкодлак…

Витиеватость белоснежности узора
в такой гармонии с нежностью лепестков
бутонов роз и орхидей, что капли слов,
кои упали – шёпотом! – во вкус ликёра,

хранящего себя в прозрачности бокала…
смешались ароматом с запахом цветов,
чтоб стал Зверь обрамлением девичьих снов
средь гомона и шума праздничного зала:

«Вот, наконец-то, отыскал я образ Анны
будто вопрос, давно заждавшийся ответа…
Поклон для Алии Амреновой за это;
и весь мой путь тогда – не понт самообманный!

Только такой лик Анны – строго величавый:
Богини-Ань и Королевы-Анны взгляд
мужчин-самцов выстраивает фронтом в ряд!
Гордиться должен Анною супруг чернявый…

Теперь понятна сущность Анны-Недотроги:
дама, действительно, блистает в окруженьи
своих подруг-друзей! Иль кто из вас в сомненьи?
Тогда я, Волкодлак, и впрямь урод убогий…»

В платочке белом свежесть чистоты
взглянула на меня Анны глазами,
улыбкой расцвела под небесами,
ромашкой в поле… на краю мечты!

И девичьей груди упругий штрих
так прелесть лика подчеркнул овалом,
красу начала предварив финалом…
Совсем запутался в словах мой стих!

Великий Мастер кисти акварелью нежно
коснулся Анны взгляда, страсть передавая,
скрытую Ангелом «ромашкового рая» —
от Анны так, что девушка, того не зная,
сама к чувствам своим относится небрежно!

Лишь Волкодлак смог пробудить в Аннушке дар,
о вкусности которого люди мечтают:
не все ведь женщины тантризмом обладают,
да и из сильного пола – и млад и стар…

И пусть Зверь обладает Анной – изнутри,
чуда тантрического страх или вина
бабья не подпускает к телу? Значима цена
у взгляда Волкодлака, что ни говори…

взамен подвластно виртуальное нытьё:
«Коснуться взглядом бы тепла лица её,
ветром погладить локон Анны у виска,
женской красы вдохнуть! Так с чистого листка

струится-тает свежесть с ароматом цвета:
Анна украсила собой акварель лета!
Вот только мысли Анны не со мной, а где-то…
иль где-то с кем-то? Жаль, у лета нет ответа…

Я продолжаю «путешествие»… по телу
лакомой женщины: Колдуньи иль Богини,
от имени которой сердце льдинкой стынет,
но пальцы – властно уже! – переходят к «делу»,

неумолимой воли нежностью спускаясь
с плеч совершенства – поцелуями – на грудь,
на Анну наводя сладости томной жуть,
овальных «холмиков» её лаской касаясь,

упругость тонкой кожи женской проверяя
прикосновением клыков своих прохладных,
будто опять – возвратом от дней листопадных —
отсчёт пошёл, лето в ромашках измеряя…

И тает сердце Недотроги, замирая
чувственностью, даже в висках уже стучащей,
падая в пропасть близости «бабой пропащей»
от ласк безумия слов – в предвкушеньи «рая»,

когда язык коснётся «вишен» затвердевших,
от взгляда Волкодлака – стыдом! – обомлевших,
губам моим, рукам, ладоням разрешая
или согласию девственному внимая,

чтобы согреть теплом упругую овальность,
затрагивая вздохом поцелуя грудь
в смятеньи мыслей Королевы-Недотроги:
«Я благодарна вам за эту сказку, Боги,
в коей реальностью вдруг стала виртуальность!
Можно мне, умирая… выжить как-нибудь