Игорь Чубанов - Свадебные заметки – 2. Часть вторая

Узорчатостью лепестков и завитков
из кованого злата хвалится ограда:
за ней хранится фотоснимок как награда,
доступная лишь памяти Зверя зрачков —

так охраняются на выставках, в музеях
творения-шедевры мастеров великих
от посягательств тварей первобытных, диких
особей, пакостить любящих в галереях —

вдруг кислотой облить прекрасную «Данаю»,
и с вожделеньем «зырить», как плавится тело
Рембрандта женщины, чтоб вонью засмердело
мастера полотно… мол, тоже ведь страдаю,

когда сочится в дымке ядовитой смеси
и набухает пузырями-волдырями
масляных красок боль, и плачутся слезами
мазки под взмахом параноидальной спеси,

вспоровшей лезвием разорванный хруст ткани,
Данаи обнажённости ран добавляя,
смертью холста дегенерата забавляя
среди плевков-восторгов нецензурной брани!

Вот так и от меня, от Волкодлака, Анна
свадьбой своей отгородилась как оградой…
Колец венчанье обозначилось преградой
для Зверя-Оборотня, Хищника-тирана?

И тенью мрака падает на золотой
узор ограды счастья свадебного пира
смятенье слов потустороннего вампира,
соприкоснувшегося мыслью с красотой:

«Так непонятно Анны долгое молчанье
и нежеланье – даже другом – меня знать…
Всему виной колоколов свадьбы звучанье?
Счастья настолько много, что можно плевать

пренебрежительно, с презреньем, безразлично
и в Волкодлака… и в стихи… и в «Письма к Анне»?
Кто же из нас, двоих, упорствует в обмане
столь затянувшимся, что просто неприлично

стало на мистику так закрывать глаза,
во лжи песок зарывшись всем известной птицей?»
А судьба ночи-дни сменяет вереницей,
пока льнёт к сердцу Зверя из крови слеза…

Но ведь чужая – не моя, не Волкодлака:
кто может выдавить из Оборотня плач?
Ну, если только стоматолог – зубной врач,
когда с клыками щипчиков наступит драка;

и взмокнет стоматолог, силясь и пытаясь
не поцарапать инструмент о лезвий сталь,
с тоской уже уставив глазки в окон даль,
с матами слов крепости пасти ужасаясь,

всех обложив в уме – вплоть до созвездья Рака;
включая в список, собственно, и Козерога,
пока Зверь размышляет… не спросить ли Бога:
«Сокрыт в молчаньи Анны смысл Тантры знака?»

Орнаментальной вязи строгость из металла
и солнечность скачущих «зайчиков» на нём,
целующих его всегда – утром и днём,
сколько бы троица из роз им не шептала,

мол, нарушаете торжественность момента —
мы же знакомимся опять с букетом Анны,
которому прикосновенья так желанны
платья как пьедестала или постамента —

на девушки коленях, с грацией сидящей… —
словно общенье дочери с папой любимым,
с кокетством обожания неповторимым
средь защищённости любовью настоящей;

пурпурный цвет бутонов с розы лепестками
и бархат снежности букета средь вуали —
будто беседа двух сердец, где нет печали, —
и там не машут ссора с дракой кулаками, —

а тянутся друг к другу трепетом свиданья,
переплетаясь ароматами букетов,
делясь таинственностью свадебных секретов
с цветочной откровенностью воспоминанья…

И это вместе всё – с беседой разговор,
и обожанье дочери, и душ вниманье —
лишь предвкушенья радостное ожиданье,
как распахнётся шёпотом Зверя признанье,
украсив птицами из слов мечты простор…

– Ань, ты же знаешь, как ценю я твоё тело,
хотя к тебе я никогда не прикасался —
с пальцев хрустальностью лишь только целовался…
От моего вниманья, Ань, сердечко пело?

С «взглянувшей на меня… Мечтою» танцевать
в мерцаньи ужина вечернего свечей,
когда уложим сладко спать наших детей,
так Зверю хочется… Ты любишь, Ань, мечтать?

…Рядом с тобой идти, запястье прижимая,
локтем касаясь невзначай твоей груди;
и топотит ножками дочка впереди —
«Солнышко» счастья от «ромашкового рая»…

…Сидеть напротив, цветом локона любуясь;
соприкасаясь мыслями с твоей улыбкой —
ведь поцелуй в детском кафе будет ошибкой:
дочка всё видит… с малышнёй в кругу тусуясь!

– Иль наша дочь, Ань, посчитает себя взрослой:
«С вами сидеть хочу… и всё, что можно, – видеть!»
Попробуй только, Ань, дочь окриком обидеть —
на Волкодлака накричалась в жизни прошлой…

Детства глазёнками и взглядом карих глаз
когда-нибудь сможет ли Зверь налюбоваться?
Ведь это надо: так женой околдоваться,
что даже дочь считает: «Ну, как в первый раз!»

Внимая утончённости телодвижений,
в гармонию созвучий музыки вливаясь,
для Волкодлака! – танцем мамы впечатляясь,
дочь выбирает одно из своих решений:

у мамы путаясь в ногах, Зверя заставить
со славы подиума маму удалить,
чтоб на себя всю похвалу танца взвалить
и поцелуй от Хищника себе прибавить!

– Быть постоянно вместе, Ань… дома, в гостях,
бизнес-работу совместив с семейным счастьем,
время связав с секса желаний самовластьем,
забыв о том, кто приезжает к нам на днях —

тебе не хочется, Ань, жить такой мечтой
иль ты не веришь в виртуальности реальность?
Только всё это для меня – факта банальность,
даже когда не Тантрой жил – жизнью простой…

Как же мне убедить тебя судьбу доверить
власти созвездья лучшего мужского знака?
Мне, Волкодлаку, видите ль, дочь может верить,
а Анна – нет! Зодиакальное упрямство Рака?

…Прикосновеньями мешать Анне готовить,
улыбкой счастья расплываясь от касаний
с трепетом исходящих от жены желаний…
Кто над вниманием мужским будет злословить?

И каждый день – лишь так… и будет в любой век!
Чем Волкодлака, Ань, мечты плохи иль грёзы?
От наслажденья строчками Аннушки слёзы
я вижу мысленно… как Зверь иль человек?

Темно-бордовый цвет раскрывшихся бутонов —
с мерцаньем в сердцевинах роз звёзд-огоньков,
так схожих с трепетным биеньем мотыльков,
сгорающих над пламенем средь криков-стонов