Александр Адельфинский - Будде моих миров. Стихотворения

Тех ненавязчивых творений
Неведом день, но верен час.
Прости смышлёность поколений,
Они забудут, верно, нас.

Великих, тщетных и ничтожных,
С неясной им чужой борьбой,
Младых, невечных, осторожных,
С расчисленной за нас судьбой.

Им невдомёк, как мы любили
И ненавидели, любя,
Как мы творили, были, жили
И изживали в них – себя.

В одночасье поймёшь: за стеною фасада —
Полночь, темень и дождь, да судьба, да засада.
Не войти, не принять, но натянуты сети,
И движением вспять свищут пыльные плети.

Знать – не значит пройти стороной лихолетье,
Не изведать пути, не принять разноцветье.
Зацветает миндаль – на лихую дорогу,
Отчуждённую даль, ни себе и ни Богу.

Просто скука претит, и борьба неуместна,
И Господь не простит, и пожива нелестна.
В одночасье прости, но за стену фасада
Заходи, ощути, затаилась засада.

Жив ли, мёртв ли, узнай: днесь пришло лихолетье,
Размывается край, недоступно бессмертье.

Если видишь даль багряным оком,
Значит, даль обманута тобой,
Значит, век пропущен и жестоко
Расчленён неузнанной судьбой.

С давних пор, испорченных тобою,
Не рождённым, но зачатым влёт
До тебя расчисленной судьбою,
Ты повинен вдоль и наперёд.

Та вина, вина кровавой грозди,
Не твоя, но косвенно твоя.
Так, вгоняя в плоть тугие гвозди,
Раскалялись нити бытия.

И, вечерним пламенем заката
Лишь на миг разъят, соединён,
Невзначай поймёшь того солдата,
Что пронзил Спасителя копьём.

Там, где исчезнет наша тень,
Там воссияет день.
Здесь на мгновение, вечность, час
Свет пребывал до нас.

Мы, не они, зачернили дни
Там, где могли они.
Стало быть, надо хранить себя,
Нас легион, любя.

Нас легион, но мала цена,
Так далека она.
Нас зачеркнула немая честь
Там, где надежда есть.

Несправедливо мала цена,
Смертными учтена.
Где же, о Боже, Твоя вина,
Если мала цена?

Полночной птицы зимний крик.
Две тишины за ним сомкнутся,
Крылом надорваны сухим,
Зигзагом тайным и глухим,
Пространства чёрные сольются.
Полночной птицы зимний крик!

Так неуместен твой полёт
В остылом воздухе жестоком,
Так жизнь твоя, во тьме одна,
Иноприродна и странна
В своём полёте одиноком.
Так неуместен твой полёт!

Твой каждый взмах рождает боль
Иных, невидимых, вселенных,
Возникших за твоим крылом,
Погибших за твоим углом
Крыла в созвездьях отдаленных.
Твой каждый взмах рождает боль!

Всем тем, кто смог, дожить позволь!
У них свои, другие, леты,
Им сочтены другие дни,
Но стерегут, как мы, они
Иносвященные суеты.
Всем тем, кто смог, дожить позволь!

Кто смог, и плачет, и зовёт…
Их Бог устал, и только птица,
Не ведая добра и зла,
В зиме, в ночи земной смогла
Их миг на миг продлить, и длится
Кто смог, и плачет, и зовёт!

Полночной птицы зимний крик.
Он долетит и отразится,
Плутая меж земных домов,
Во тьме заснеженных дворов,
Меж двух небес летает птица.
Полночной птицы зимний крик!

Полночной птицы зимний крик.
Так неуместен твой полёт,
Твой каждый взмах рождает боль.
Всем тем, кто смог, дожить позволь,
Кто смог, и плачет, и зовёт…
Полночной птицы зимний крик!

Роскошный лепет обречённых,
Январь пресыщенных детей,
В страстях понятных уличённых,
Когда Большие ждут гостей.

Ура, грядёт большая мука —
Спадает с неба новый год,
Его дела, надежды, скука,
Его заведомый исход.

Но, как всегда, фужеры блещут,
И, как в былые времена,
Сердца безгрешные трепещут
Во искупление вина.

Горизонталь заглавий русских
В литературной тишине,
Она пьянит в стихах французских,
Чей перевод силён вполне.

Вот так и далее, но странность
Внезапной тяжести стиха
Напоминает первозванность
Первосвященного греха.

В нестройной пошлости созвучий
И преднамеренности тем
Проходит год, чужой, паучий
И детский, детский вместе с тем!

Зима на исходе затверженно длится
И длится, поскольку уходит она,
Вот так же давно позабытые лица
Приснятся – и снятся, а ночка длинна.

Приходят, хотя их давно уже нету,
И нету весны, и зима не вполне,
Как будто бы Бог перепутал планету
И время на время наклеил в окне.

И память о прошлом замёрзла, устала,
И время ещё не скопило вестей
Наташей Ростовой в предчувствии бала,
А сон по дороге отводит гостей.

Вот гости уснули, уснули, уснули,
Им некогда ждать и весны, и тепла,
Им снится, как будет в июле, в июле,
Их летнее солнце сжигает дотла.

Хоть снег настоящий, и холодно как-то,
И так надоело под небом седым,
Им – эхо далёкого бального такта,
Им – поле, февраль и рассеянный дым.

Зима на исходе затверженно длится
И длится, поскольку уходит она,
И наши, давно позабытые, лица
Немеют под ветром от долгого сна.

Февраль надоел, и страница
Перевернулась сама:
Срывается снег и кружится,
Но это уже не зима.

Снежным морским светом
Слетает иная пора:
Утром выходишь одетым,
Днём наступает жара.

То солнце, то ветер промозглый
Рождают особую сладость.
В марте – другие слёзы
И потаённая радость.

Март, как начало вздоха
И предначертанный случай.
Пусть сатанеет эпоха,
Прочие не были лучше.

Март – молоком цельным,
С марта себя хватит.
Завтра придёт отдельно,
Время за всё отплатит.

Ну а пока – можно,
Ну а пока – ладно,
Временно, осторожно,
Истинно и нескладно…

Как тебе объяснить эти улицы в солнечных
бликах?
Где-то море обещано и разливаются
воды.
Отражается (море обещано) в уличных
ликах
Час полуденно сонной и нервной апрельской
свободы.

Ни строки! Шаг за шагом, а день
продолжается ночью.
Путешествие к морю; на поезде;
рельсы по пляжу;
Вдоль по морю, неважно; не куплен билет —
не просрочен
И действителен днём, а куда —
и не спросится даже.