Александр Адельфинский - Будде моих миров. Стихотворения

Не верится, но каждый вдох напомнит,
И травами, и синевой наполнит,
Машинами и запахами дня
Весенний свет замучает меня.
Как будто я, но это было раньше,
Не здесь, а где-то севернее, дальше,
Мне десять лет, но я – не я, а он,
И с папой мы идём на стадион.
Звенят трамваи громко и красиво.
Мороженое – мне, а папе – пиво.
Народу – тьма, команды – высший класс,
И мы на стадион войдём сейчас.
Футбола интересней в мире нету.
Вот дяденька чужой берёт газету.
Чтоб лысину прикрыть, – подумал я.
В газете – про Испанию статья…
А после матча дождь пролился сильный,
Особенный, короткий и обильный.
Я проглядел последний, лучший, гол,
Но ничего, пойду играть в футбол.
Так вечер незаметно наступает,
И нас домой зовут, и засыпает
Моя Москва, и я тогда уснул,
Легко уснул, как будто ускользнул…
…Бог весть когда. Бывает же такое:
Я в мае не своей живу судьбою,
А до иль после нас, живее нас,
В чужой и яркий безымянный час.

Поиски лета. Кажется, где-то будет
Летняя правда, истинная реальность,
Только она ли? Только не думай втуне,
Как неготовы люди,
Как бесприютны люди
В поисках лета.
Летняя правда долгой зимой искрилась
И зеленела, маялась да казалась,
Но не узнали в тёплом раю июня
Божию эту милость
Лучшую эту милость,
Летнюю правду…

Не потеряй в июне лета,
Оглянешься – и где оно?
Так воздух веется согретый
Зимой в открытое окно.
И не спеши проститься с ним,
Блестящим, влажным и зелёным,
Грозою синей утолённым, —
О, не спеши проститься с ним!

Он может, вспугнутый тобой,
В суетной доле затеряться,
Увянуть и не повторяться,
Жестоко раненный тобой.
Не потеряй в июне – лета,
Когда оно тебе дано,
Когда струятся волны света
В твоё открытое окно!

Преет бездарный июль, опрокинутый слепо
Дачами, отпуском или к нему подготовкой,
Ночью протяжной, вознёй комариного крепа,
Блеклой по осени, яркой, никчёмной обновкой.

Вина креплёные – жарко, пивка бы напиться.
Звякнули, встретились, свиделись, поговорили.
Где-то кого-то нашёл и надумал влюбиться.
Ишь ты поди ж ты, ну ладно. Ну, вместе.
Ну, были.

Боже! Лазоревым раем, затерянным летом,
Отблеском, памятью – то, что сегодня творится!.. —
После, потом. А сейчас, и не там, и не где-то
Хочет июль позабыться. И не повториться…

Собирается дождь.
Пахнет пылью, листвой и озоном,
Будто плачем.
Ночью пели сверчки, а утром
Было знойно, и солнце катилось
К дождю, выжигая траву.
Две цикады,
То одна, то другая, то вместе —
Это пульс уходящего лета,
Что вздохнуло, как пена морская,
И, похоже,
Начинается выдох.
Было море,
Потаённое, под облаками,
Но недолго.
Тем краям, где мы бывали,
Словно тени на земле:
Оставайтесь!
Собирается дождь,
Пахнет пылью, листвой и озоном,
Будто плачем.
Пусть слова твои забыты,
Но останется мотив,
Он продлится дальше, дальше
В грозовые облака —
Так и надо.

У станции сонной сближаются где-то
Два старых железнодорожных пути,
Вот так незаметно кончается лето,
По шпалам ещё продолжая брести.

Положено, значит, дороги сойдутся,
Железом к железу прильнут, а пока
Две птицы над рельсами вьются и вьются;
Не август уже – и зима далека.

Тепло, и цикады звенят, невелички,
Соломенный звон беспечально поют.
По осени в мире другие привычки —
Дожди, да зонты, да очаг, да уют.

Сентябрь до заката тяни, до рассвета,
Ведь, если упустишь, не сможешь найти,
И помни, что сходятся, сходятся где-то
Два старых железнодорожных пути.

Горы дальние видны – и трубят,
Трубы осени тревожат листы.
Кроны дрогнут, опадут, видно, ты
Сам не знаешь, что печалит тебя.

Трубы осени – своя частота,
Не услышать, не найти имена,
Эта музыка – листве, а не нам,
Оглушает, изменяет цвета.

Но подвластны мы законам одним,
И, когда большие трубы трубят,
Ты созвучен, ты один – вместе с ним,
Трубным голосом, зовущим тебя.

Первый снег, до того как выпадет,
Долго землю томит и ждёт.
Дождь последний паршиво выглядит:
Слякоть, изморозь, гололёд.
Может солнце светить, но кажется
Ослепительно неживым.
Ясно солнышко покуражится
Средь рентгеновской синевы.
То потухшего, то блестящего —
Двух стихий невозможен свет.
Так и хочется настоящего,
Настоящего-то и нет.

Мы взлетаем ненужным вечером.
Отморожен, жесток и горд,
В час, когда оставаться нечего,
Опустелый аэропорт.
Помолиться – но слово грешное
Поднимает немую пыль.
Прогревает нутро потешное
Сизокрылый автомобиль.
Разбежится он и поднимется
В угасающий долгий день.
Что прибавится? Что отнимется?
Что случится? Подумать лень.

Но маршрут роковой и бедственный,
Вот начнётся у нас полёт,
Громко к чёрту пошлёт ответственный
Наш отец-командир, пилот.
Дело в том, что вдали скрывается
Над землёю, пустой, как блин,
Нас, единственных, дожидается
Самолётный гудящий клин.
Потому что давят навязчиво
То дожди, то холодный свет.
Так и хочется настоящего —
Настоящего-то и нет.

Первый снег, до того как выпадет,
Долго землю томит и ждёт.
Дождь последний паршиво выглядит:
Слякоть, изморозь, гололёд.

Облачных крыл океан. Птицам не больно.
Над океаном воды в океане небес
Птицам не больно.
Ветрено имя твоё. Людям не больно.
Отъединяя себя, от себя уходя, —
Людям не больно.
…Где же есть имя твоё? Над океаном.
Мы исключительно те, где мы есть, где бы ни, —
Над океаном…

Не мяч разбил стекло —
Солёный зимний ветер.
Уверенность невежд
На Боже сохрани
Спасёт решительно.
Не знать простительно:
На берегу они,
Зимы и моря меж,
Полуночные дети,
И время подошло.

Неслышна их игра,
Невидимы их лица
И ледяная тьма
Движений на ветру
У шторма самого.
Не будет главного.
Замёрзнут да замрут
Прибрежные дома,
И нам в домах приснится
Недетская игра.

Приснилось и ушло.
Забылось – и не верьте.
Отверженные сны,
Они пугают нас
Развоплощённостью.
Отдельный день погас,
Мы разъединены,
Полуночные дети,
Хоть нам во тьме светло.
Не мяч разбил стекло —
Солёный зимний ветер.