Александр Холин - Распятый дервиш

Расставлены жирные точки
и кляксы раздавленных мух
ползут, словно буквы по строчкам
стихов мемуарных старух.
Мильон тополиных снежинок
июнь превращают в январь.
Я снова иду по Неглинной,
унылый московский звонарь.
Когда я романс сочиняю
на струнах вечерних ветров,
то сам для себя исполняю
основу звонарных основ.
И звуками бронзовых склянок
Москва наполняется вновь.
Я грифон и я же подранок,
но верю –
спасает любовь!
Июнь.
И пушинок аншлаги,
и всплеск голубого огня.
Я знаю, рассеянный ангел
когда-нибудь вспомнит меня.

Слышишь, мама, я пришёл!
Я нашёл тебя, мамуля!
Жизнь мелькнула, словно пуля,
с продырявленной душой.
И ни завтра, ни вчера,
только взлёт и только вечность.
Неужели бесконечность
это времени игра?
Не пора ли мне на взлёт –
я весь мир перелопатил,
истончался, скажем кстати,
но достиг не тех высот.
Состоявшийся пижон,
нашумевший мастер слова,
но тебе промолвлю снова:
– Слышишь, мама, я пришёл!

В час пустых и простых заморочек
депрессуха сжигает меня.
И написанных несколько строчек,
будто мука сгоревшего дня,
будто я породил Франкенштейна
и нарушил единство планет.
И нигде от Амура до Рейна
не услышать о власти монет.
Нет. К чему эти гиблые вздохи,
восклицанья:
К вершинам! На взлёт!
В этой грязной базарной эпохе
всяк себя за гроши продаёт.
Идиот – если будешь освистан,
идиот – если будешь богат.
И указ о писателях издан:
записанцев записывать в зад!
Что ж скулить депрессивной эпохе
о последних непрожитых днях?!
Наши чахлые ахи и охи –
это истина блудного дна.
И по странам метель-завируха
просвистит, словно пуля в тиши.
Так играй же моя депрессуха
на расстроенных струнах души!

Нарисуй любовь не болью,
нарисуй любовь забвеньем.
Нет, не мучай раны солью
и чумным стихотвореньем.
Постарайся окунуться
в снег мечтаний, в дум дремоту.
Вот уснуть бы и проснуться
там, где мы не обормоты!
Где умеем людям верить
и дарить простую радость!
Каждый день для нас потеря,
невозвратная награда.
Нарисуй любовь улыбкой,
нарисуй любовью звёзды.
Мы живём легко и зыбко,
свет для этого и создан.
Но когда весь мир распался
и вокруг одно ненастье,
не забудь, тебе остался
миг оборванного счастья.

Поэт живёт в невыдуманном мире
добра и чести,
чести и добра!
Когда гуляют тени по квартире,
ещё не отгоревшего вчера.
Когда ещё не наступило завтра,
но всё уже судьбой предрешено.
И мысли новых
Гегеля и Сартра
пьянят народ, как старое вино.
И речи новых
рвущихся и рвущих
сливаются в полуголодный рык.
И нет уже ни спившихся, ни пьющих,
как нет уже ни храмов, ни вериг.
И лишь поэт в невыдуманном мире
добра и чести,
чести и добра,
последней музой брошенный в квартире,
где холодно с утра и до утра.

Вцепляюсь продрогшей рукой
в продрогшее за ночь пространство
и слышу:
вдали за рекой,
как будто бы звуки романса.
Как будто бы чью-то мольбу
уже превратили в потеху –
весёлой звездою во лбу
сверкает зелёное эхо.
Великой вселенской судьбы
поэту, поверьте, не надо.
Но как мы бываем слабы
в ночи посреди звездопада.
И, может быть, там за рекой
поэт,
обалдевший от пьянства,
вцепился продрогшей рукой
в продрогшее за ночь пространство.

Всё бывает.
Проходит не разом
то, что стало печатью души.
Ждём, когда Пугачёв или Разин,
или так… нарушитель тиши
растревожит чумное болото
и зажравшихся жаб изведёт.
Мы тайком ненавидим кого-то
и мечтаем, что кто-то придёт.
Как Россия привыкла к халяве?!
Пусть жиды, только чтоб не война!
Но война полыхает во славе
Люцифера…
И чья же вина
в том, что русские к рабству привыкли?
Что готовы жидам отсосать?
Жизнь закручена как повилика,
ни к чему причитать и стонать?
Знать не надо уже ни России,
ни семьи, ни спасенья от мук.
Как жиды, ждём явленья Мессии,
мол, придёт и покормит из рук.
Русский, русский!!!
Ау, просыпайся!
На безродного ты не похож.
И с родными без дела не лайся,
коли раб – пропадёшь ни за грош.
Ну а если способен на что-то –
в оккупации – это не жизнь.
Вылезай из помойной блевоты,
не для русских стриптиз дешевизн.

Хаос или гармония?
Частное или множество?
Мир освещает молния –
тождество!
Ни торжеством молчания,
ни ожиданьем жалости
не побороть отчаянной
зависти
к будущему грядущему,
если душа разрушена.
Где бы найти отдушину?
Душно мне.

Я рисую на стенах дождь,
мы с ним песни всю ночь поём,
даже пишем стихи вдвоём
и водой нас не разольёшь.
А жена говорит: – Сотри!
Не хочу, чтобы дома – дождь.
Ведь когда дожди до зари,
то уже и зари не ждёшь.
От обиды заплакал дождь
так, что бросило стены в дрожь.
Так, что бросило строки в ложь
о сиянье промокших рощ.
А жена говорит:
– Сотри…

Будь со мной, словно белое облако,
и, покой у меня украдя,
будь со мной над обрывами об руку.
Будь со мной в дуновенье дождя.
Будь со мною и тенью единственной,
будь со мною и явью земной,
будь со мною простой
и таинственной.
Будь со мной.
Будь со мной.
Будь со мной.
Нет в заклятиях смысла и помощи.
И, когда ты идёшь стороной,
слышу ветер мне шепчет из полночи:
– Будь со мной,
будь со мной,
будь со мной.

Что тебе пожелать, милая?
Пожелай ты себе – милого.
Пожелай ты себе – главного.
Только что же у нас главное?
А вопросы опять просятся.
За вопросы с тебя спросится.
В храме краденый дух ладана,
а за храмом торга сладили.
Нынче я обряжён в беглого:
в красном снеге следа белого не видать.
Пропадай пропадом голова моя – с кем пропита?
Ай, подтягивай мне странную – не застольную – застаканную.
Что тебе пожелать, милая?
Не ходи, не люби мытаря.

Луны, по-осеннему бурой,
молитвенный строгий мотив.
И море чешуйчатой шкурой,
мурлыча,
о ноги твои так тихо и трепетно трётся.
И чья-то душа из ковша
Медведицы
медленно льётся.
И слушает ночь, не дыша,
уставшая за день планета,
и помнит, как тысячу лет
назад
из ажурного лета
сюда ты явилась…