Вячеслав Кузнецов - Урядник Сазонов. Хорошие и приятные стихи

С веденьем нетрезвого образа дней,
Ночей, вечеров, по утрам, как из пушки,
Он брился и словно из театра теней
Являлся, чтоб выпить оставшийся в кружке

Портвейн или херес, а может, коньяк,
Ведь жажда страшнее, чем холод и голод.
Знал это Сазонов, он был не дурак,
Хотя по годам был достаточно молод.

Урядник Сазонов, любимец богов,
В веселом подпитии шел по бульвару.
Песок приглушал скрип его сапогов,
И он незаметно наткнулся на пару,

Которая, все позабыв на земле,
Сидела, друг дружку обняв, на скамейке.
Был поздний момент, солнце скрылось во мгле.
К тому же Сазонов шагал в тюбетейке,

Тем самым себя не давая узнать
По гордому профилю в рамках фуражки.
Сазонов сначала хотел закричать,
Узнав на сидящем мужчине подтяжки.

Его заместитель – Матвей Чередник –
Сержанта Петрову позорнейше лапал.
Хотя и надела Петрова парик,
Сазонов узнал ее тоже. Закапал

Тут дождик грибной, и ручей зазвенел.
Петрова вскочила, смеясь беззаботно.
Матвей удержать ее было хотел,
Но вынужден был уступить неохотно.

Тут вышел урядник Сазонов в упор,
И взглядом горящим прожег их до низа.
К тому же он снял головной свой убор.
Не ждали они, безусловно, сюрприза

Такого от грозного их головы.
Матвей Чередник побледнел, как побелка.
Вся тише воды и чуть ниже травы
Стояла Петрова, трясясь словно белка.

«Паскудники! Это вам так не пройдет!» –
Сазонов вскипел, загорелся, как пламя,
И, не удержавшись, ногою в живот
Ударил Матвея. Тот рухнул, как знамя

В бою, но никто не успел подхватить
Трепещущий стяг. И затоптанный в глину
Лежал он, Матвей то есть, пошевелить
Не в силах рукой. Мускулистую спину

Холодные струи грибного дождя
Стегали вовсю. А урядник Сазонов,
Презрительно взглядом все пробороздя,
Ушел, не приемля болезненных стонов.

Урядник Сазонов стоял в оцепленьи
Футбольного матча «Зенит» – «Барселона»
В июле, в пятнадцать часов в воскресенье,
И солнце нещадно пекло с небосклона.

Урядник Сазонов потел, но держался
Рукою за щит из прозрачного плекса
И мысленно сильно в себе раздражался,
Что не дали взять кобеля его Рекса.

Народ напирал, оглушенный сивухой,
Рвались безбилетники и наркоманы,
И самых нахальных Сазонов бил в ухо,
И штрафами быстро заполнил карманы.

Он не допускал суеты и скопленья,
И опыт свой службы на Северном флоте
Удачно использовал здесь в оцепленьи
И бил напиравших под дых в полулете.

Пот градом стекал по напруженной шее,
Стекала и кровь по щиту ручейками,
Но лезла толпа все наглей и наглее,
И так же Сазонов их бил сапогами.

Однако Сазонову было не просто,
Устал он, и бить стал и реже, и тише.
И тут наркоман огромадного роста
Попер на него. Все притихли, как мыши,

И ждали, чем кончится эта стыковка.
Сазонов напрягся, сощурился, сжался.
Дубинку покрепче взял, вытянул ловко
Вперед свою руку и зло рассмеялся.

Движение замерло, оцепенело.
Взирала толпа, как сошлись они разом.
Сазонов ударил дубинкой умело,
И тут же фингал засветился под глазом

У страшного роста и сил наркомана.
Он тут же упал на асфальт раскаленный.
Сазонов, проверив, что нет здесь обмана,
Подпрыгнул, победой своей опьяненный,

И крикнул нечленораздельное что-то.
И чувства сдержать не умея, большою
Дубинкой взмахнув что есть сил, с полулета
Кому-то ближайшему врезал с душою.

Урядник Сазонов не тянется к Богу,
И в Церковь Святую его не заманишь,
Он сам для себя выбирает дорогу –
Каким себя слепишь, таким ты и станешь.

Для кислых девиц и прыщавых подростков
Есть кайф на судьбу положиться всецело.
А если ты хочешь стать личностью броской,
То куй свое счастье упорно и смело.

Сазонов сковал свое счастье добротно,
А к Церкви – рассаднику идеализма –
Он шагу не сделал. Напротив, охотно
На храмы мочился он с долей цинизма.

Попов долгогривых он резко и гордо
За кудри мутузил по иконостасу,
И наотмашь бил по раскормленным мордам
Стальным кулаком своим с присвистом «Асса!»

Боялись урядника протоиереи,
Монашки при виде его замирали.
Входил в монастырь он, и, панику сея,
Бежали по кельям они и дрожали.

А он заходил, не спросясь разрешенья,
Фуражку снимал, галифе и портянки,
Указывал молча перстом в направленье
Кровати и молвил: «Живее, засранки».

Монашки, как перед удавом зайчата,
Сломить не могя гипнотической силы,
Смирялись. А он торопил их: «Девчата,
Скорее давай, не тяните мне жилы».

Игуменья-матушка тихо молилась
За «стадо» своих златокудрых овечек,
Но сзади Сазонов вошел, и свалилась
Она вместе с ним под мерцание свечек.

Сазонов доволен был этим раскладом,
Бычаря хабарики в лики святые,
Вдыхая всей грудью курящийся ладан
И употребляя словечки крутые.

И Бог не наказывал, не возмущался,
Хоть беременели, как кошки, монашки.
Сазонову грех его новый прощался.
…………………………………………
За что ему были такие поблажки?!

Урядник Сазонов из детства был родом.
Отец крестьянин, мать крестьянка и деды
Крестьяне. Он спаян душою с народом
Всегда был, нутром принимая все беды

И радости редкие. Выбился в люди
Упорный урядник Сазонов непросто.
Был к образованию путь его труден,
Но был он силен и высокого роста.

И вот заслужил и почет, и признанье,
Его уважают все урки и шлюхи.
Он ловит воров и проводит дознанье
И с гордостью носит серьгу в своем ухе.

Свой жизненный путь он проходит серьезно,
И чувство ответственности его гложет.
Всегда на посту он: и ночью морозной,
И полднем палящим. Иначе не может.

Свое бытие отражает Сазонов.
Его подкрепляет глубокая вера.
Он доблестно ловит бомжей и шпионов,
Прицельно стреляя в них из револьвера.

В служении гуманистическим целям
Всего человечества с полной отдачей
Сгорает в борьбе, равнодушный к потерям.
А он и не может, не хочет иначе.

Но он не машина с бездушной программой,
Есть в сердце урядника место для чувства,
С которым к сержанту Петровой, той самой,
Горит он. А также он любит искусства: