Андрей Урбанович - Засмотрелся на время… Книга стихов

Я прошу, не спеши…
Время – тихий паром,
и разбитый кувшин,
и шальное перо…

Если хочешь, взгляни
через край темноты,
в тишине утони,
там где я и где ты,

там где осени сон
сотворил чудеса,
там где замерло всё
в удивлённых глазах…

Но ни там мы, ни здесь,
нас придумал Поэт —
эта странная весть,
что на свете нас нет.

Есть серебро, поющее над бездной,
и темечко младенца помнит звук,
вибрации небесных струн отвесных
и полноту раскинувшихся рук.

Ведомые видением сквозь воды
событий, убегающих в песок,
искатели объезда или брода,
нас беспокоят даты или срок…

Поставит грусть печать свою на очи,
а смех – морщинки жёсткости у рта,
горб за спиной вернее напророчит
чем гороскопы. Прошлое – всегда.

А струны серебрятся и играют —
вот вертикаль, творящая мотив,
его услышишь, замерев у края,
и вызубришь, когда придёт прилив,

и уповая, как всегда, на случай,
на счастье может или на беду,
вновь будешь ждать таинственных созвучий,
кляня свою земную глухоту.

Сделал выдох,
забыл про вдох —
рассечённый идол,
прошлогодний мох,

поздно для плоти,
но рано для духа —
пустынник, охотник,
частичка пуха,

вернее сказать:
частица праха —
немного отваги,
немного страха,

возвращался к началу
вдоль мёртвого русла —
сердце молчало,
слушая Музы.

Точит, очень метко, очень,
через чур, и чур меня,
звонче меди, меди звонче,
жгучей белого огня.

Гнев – гниение – гиена,
гарь и копоть полуфраз,
копится морская пена —
заморочит Майя нас,

колобродит ропот улиц,
нарастающий в мозгу,
кружит улей, пчёлы пулей
у виска и по виску…

Наши песни неуместны,
обеззвучены уста,
станем мы водою пресной,
обратится в пар вода

и уйдёт на сине небо,
ненадолго, как всегда
после зрелищ, после хлеба
с неба падает вода.

Шёпот огня —
первичный фон,
ты знаешь меня,
я – это он.

Пляски ветров
в песнях воды,
ты знаешь без слов,
я – это ты.

Ярче заря,
громче волна —
промолвят моря:
Жизнь солона.

В небо рукой,
в бездну стопой —
останусь такой,
пока с тобой.

Я – это сон
твой обо мне, —
поёт в унисон
голос в огне.

Темнота зрачка к белизне тела
стремится
не зная предела.
Вздрогнут ресницы.

Купанье нагими – шаг осторожен
в озёрах…
Белизна. Дробь дрожи.
Зеркало взора

заливает свет. В голубой купол
взвихрится
лепет. Тают губы.
Вздрогнут ресницы.

Душа – виолончель,
раскачай
качели детской печали
моей —
от земли до звезды
маятник маяты…
Виолончель – душа,
слушаю не дыша,
в устье сердца
впадает грусть,
разрастаясь внутри,
пусть…
Забери меня
и верни,
раскачай,
но не урони
невзначай…

У излучин зим —
за плечом разлука —
полечу, как дым,
над стеклянной вьюгой.

Что ты шепчешь мне,
маятник качая?..
Что ты шепчешь – мне?
Или ей – печали?

Вижу ли тебя
или брежу в полдень?..
Вижу ли тебя
или просто – помню…

Ты не жалуйся, не сетуй,
ни молитвы, ни обет
не помогут в свете этом —
странный этот белый свет.

Белым пишем мы по чёрту,
чёрным лепим набело,
кто из нас какого сорта?
Не понять – не рассвело.

Тот плетётся еле-еле,
к небу не подняв лица,
тот обиду носит в теле,
этот – девять грамм кольца.

Только человек – комета,
не читая древних «ВЕД»,
обгоняя скорость света,
попадает на тот Свет

и сей миг летит обратно,
словно маятник в луче,
прошибая воздух ватный,
с Ангелочком на плече.

Развоплощённая мечта
отбродит в полусонном теле,
и грянут хором города
в астрале на крыле метели.

Ты скажешь: «Всё! Пускай к святым
уёдёт, что не было и было…»
Но это дым, всего лишь дым
пред восхождением светила.

Вновь, погружаясь в смысл вещей,
ты примешь Колесо Вращенья,
где камень крутится в праще,
ещё не выбрав направленья,

где можно в общем рассуждать
и беспредметно распыляться
за пядью пядь и вспять опять,
и возвращаться, и вращаться…

А хочешь знать, так не дыши
и ощути, как это страшно —
уйти, хотя бы на аршин,
покинув черепушку башни,

тогда в орнаменте чела
читаешь числа, так бывает,
и понимаешь, что пчела
ужалит раз и умирает,

тогда взираешь на Ловца
и соглашаешься: Я – пленник,
и нет предела, нет Венца —
за ВОСКРЕШЕНЬЕМ понедельник.

Быть может забава,
а может напасть
на сонные травы
безмолвно упасть.

Мы бросились в омут,
мы там разберём
наш жребий искомый —
с людьми?.. со зверьём?..

Мы метили смело,
нас в прах размело,
как крапинки мела,
как ветром стекло…

Нам не было страшно
лететь – на куски,
мы были отважны
в припадках тоски…

В такой карусели
едва ли поймёшь,
покуда ты в теле,
где правда, где ложь…

Ведь если не сгубят
ни пряник, ни кнут,
нас в розницу купят
и оптом сдадут…

В такой круговерти
бессменной зимы
попросим у смерти
минуту взаймы…

Взрыв поступательных волн из груди —
радиус сердца неизмеримый.
Мир сквозняков. Здесь возможно пройти
заново в прошлое – тайно и зримо.

Стрелы событий пронзают насквозь,
и начинают миры повторяться…
Только уже не участник – ты гость,
волен заплакать и засмеяться.

Брошенный камень – круги по воде,
кольца замрут на сухой древесине,
здесь всё в движении – здесь и нигде:
ныне и присно, во веки и ныне…