Валентина Спирина - Девять Жизней. Фантастическая четверка

Когда последний мерзкий тип

В немую Вечность отлетит,

И я отделаюсь, и я отмыкаюсь.

Но вдруг возможно полагать,

Что нам с тобой, церковный тать,

Дадут раскаяться, и я… допрыгаюсь?

Жизнь – показательная функция,

Но с отрицательной динамикой.

«Вы спите все, а мне проснуться бы», —

Вопит с охрипшего динамика.

Вы в полусне живете кварцевом,

Я – над стеклянными могилами.

Но мне не лучше. Мне – остаться бы!

Терять себя, по нотам клацая…

А я в пучине, место – гиблое.

Меня в желе законсервируют,

Анабиоз – и в холодильнике

Нет хода чувствам. Импонируют

Им разногласия с ботинками —

На два размера отстающие

От темпов роста и инфляции…

Остатки личности расплющило,

А мне бы выжить, коль отпущено,

Терять себя, по нотам клацая.

Не каждый вечер концентрирует

Вокруг себя хвосты агонии,

Но смрад и ныне концертирует,

Чтоб вены вдеть в ушко игольное.

Острей катаны режут ножницы,

Чтоб кожемяка позавидовал,

Каков пергамент у заложницы —

И по рукам стекают рожицы,

Давно отжившие, безвинные.

Житьё-бытьё линейной функцией

Не может быть ни в коем случае,

Вот полицаи экзекуции

Несут с собой мечи двуручные,

За мной придут, потом помилуют,

Потом опять пошлют карателей…

17 лет по полю минному,

Грехов-то нет, а так – отмыла бы,

Как злато в ситечке старателя.

Ну разве грех – моё прошение,

Мое единственное рвение?

За что просить у вас прощения?

За то, что сырость внутривенная

Вокруг напачкала, нагадила?

Одна моя судьбина тленная,

И вам нежданно и негаданно

Придет ответ о том, что крадено,

О том, что я – военнопленная.

Не чующий брака,

Плати за свои неустойки

Лижи мои шрамы

Бездомной собакой,

Что дети нашли на помойке.

Ласкайся котенком,

Пропавший в бараках,

Вину не загладишь нисколько.

Подбитый орлёнок,

Не чующий брака,

Плати за свои неустойки.

Восток окровавлен,

Лучистые змеи

Запрыгнуть хотят на колени.

«Я профи по травле,

Обидеть умею», —

Висит на доске объявлений.

Вот только не вздумай

На мне отыграться:

Иначе лавиной незваной,

Стихией безумной

Сметённый повстанец,

Отправишься в мрак первозданный.

Лижи мои шрамы,

Не чующий брака,

Ты сам нацарапал: «Помилуй!»

Цепляйся за драму

Бездомной собакой,

Что дети

Найдут

На могиле.

…Я не вернусь. И, наверно, логично —

Хорошего (вкупе с плохим) понемногу.

Смерть-криворучка поймает с поличным —

Никто не успеет прийти на подмогу.

Воздух медовый, и в нём паутина,

Сплетённая будто из солнечной пряжи.

Я не готов к затяжному пути, но

Меня провожают намёки присяжных:

«Жил ты неправильно, жил ты впервые,

До сути земли не дошёл в полной мере,

Так и не понял, играя навылет,

Что всё бездуховное суть эфемерно,

Чем же ты клялся, кому присягал ты,

Вслепую бредя, натыкаясь на ямки?»

Я отвечал: «Мы здесь все делегаты,

Не лучше щенка, что отобран у мамки…

Люди по сути своей любопытны,

Но как же идти? Ведь маршрут неизвестен!

Новые люди всегда следопыты!

Рождён на Земле – в неизведанном месте!

Как поступить – не дают нам инструкций,

И точно не знаешь, как вычислить бестий,

Даже прожив целый ВЕК средь безумцев,

Умру на Земле – в неизведанном месте!

Вот почему все мы ходим вслепую

И все увядаем, как красные маки…

Я заявляю, нет, я протестую:

Людей, как щенков, отбирают у мамки!»

Только не всё в речи этой логично:

Ведь я не успел досказать лишь немного!…

Смерть-криворучка поймала с поличным!

Никто не успел прибежать на подмогу.

Кончился суд и запущены титры,

Взяла меня смерть – беспощадный гонитель.

Воздух медовый, и в нём паутина,

Осевшая пылью на мрачном граните…

А я не вернусь.

Вы меня извините.

Господство разума

Заросло крапивой,

Господство сердца

Выдано науке.

Господство разного —

Сколько ни кропи, но

Законы специ-

Фичней. Мы же внуки

Победы общего

Над собой и частным,

Победы многих

Над одним вселенским.

Угасла мощь его,

Стал мощами Чацкий,

Усохший в смоге

Близ канатной лески —

Канат был тоненьким —

Он ходил исправно

И километров

Выгулял довольно:

Стал гипертоником —

Пенсия и справка,

И в карте мета:

«Выпущен на волю…

Простите… выписан»

На покой и телек,

На чай с душицей,

Безмятежный отдых.

Больница. Вывеска.

Бунт окончен. Темень.

«Нашли плешивца,

Чтоб катать им оды!»

Кряхтел наш дедушка,

Но без результата.

Законы специ-

Фичны. Всё полярно.

«Куда я дену что?

Плюньте на лета-то!

Задору, специй

У меня – поляна!»…

А деду – двадцать, и

Все теперь такие.

Благоразумны,

Будто пуритане.

Надежда нации

Лечится текилой,

Играет в «зуму»,

Борется с летами

И лишь в фантазиях

Ищет приключений,

И лишь в подкорке

Бесится, бунтует.

Не станет Разиным

Дед. Ему блокчейна

Подай. Подпорки

Лучше Сабантуя.

Господство разума

Выдохлось крапивой.

Я это в шутку —

Слушайте вполуха.

Так много разного —

Сколько ни скрипи, но

Нам надо шубку,

А не как Миклухо-

Маклай, в Австралию

И на Филиппины.

Нам дома сиднем

Сиживать до века.

…Мой друг, оставь её,

Молодёжь. Ни клином,

Ничем. Ни силой

Духа и молекул

Растормошить нельзя их.

Вот господство многих

Над мелким частным,

Над одним вселенским.

Для них весь мир – хозяин…

Пусть витают в смоге.

Пусть рухнет Чацкий

У канатной лески.

В ярком экстазе восторженно кличу:

Вот она я! I’m a wonderful creature!

Вот она, Данте! Цветёт Беатриче!

И разверзлись все пропасти, выросла ветреность,

Стало меня неприлично много,

Слишком для скученных здесь людишек

Много царевны с фамилией Мнишек.

Этому миру пришла на подмогу

Та, для кого миллиарды – не много,

Каждому по объятиям

Необъятной и доброй моей руки,

Всех поснимаю с распятия

Чёрных весенне-когтистых ракит!

Аж с волос поднимает космический приток,

Энергии разовая избыточная порция!

Я ем её, как именинный пирог

И даю по кусочку взрывчатки-эмоции!

Сею счастье всем и повсюду,

Заверну и в бумажки его, и в слюды,

За так и за символическую плату

В виде радостных фейерверков,

Сияющих поцелуйчиков.