Людмила Козлова - Не горюй!

На исходе будут сутки.

За окном темно и сыро.

Тишина тотчас с испуга

дверь закроет на засов.

Из-за двери, из-за шторы,

из тройного зазеркалья

выйдут все мои привычки,

сядут чинно, кто куда.

И начнут привычно спорить

всё о том, как привыкали,

но теперь совсем привыкли —

и на долгие года!

Мирно, чинно, надоедно

поведут они беседу,

как всегда в бодрящем марше

дней бездумно деловых.

Ну, откуда знать им, бедным,

что когда назад приеду,

с понедельника и дальше

я решила жить без них!

Какая в мире тишина!

Какое лунное молчанье!

В одеждах, сотканных из сна,

Рассвет и ночь

Летят к венчанью.

И замирает за сто вёрст

Тобой услышанное сердце.

Вдали среди туманных звёзд

Приоткрывает утро дверцу.

Оно полно до верха сном,

Зарёю алой, листопадом.

И словно амфора с вином

Благоухает спелым садом.

Подходит к утренней меже

Ночного мрака и лазури,

Оно кончается уже —

Затишье это перед Бурей!

Кузнецову Максиму Степановичу

За протокою в дальнем озере

одол е нь-трава – жёлтый цвет.

Тальники вокруг, воды впрозелень,

воздух высвечен и прогрет.

Рядом тихою, тихой ст а рицей

хвощ-болотник высок и густ,

камышей золотые палицы,

чёрно-сизой крушины куст.

Всё мне кажется – в роще таловой

старый пасечник добр и сед.

Соты режет он, мёд опаловый

преломляет полдневный свет.

Только где она, эта рощица,

добрый дедушка, вербный мёд?

Лист осенний в ветрах полощется-

старой пасеки не найдёт.

В Бездну летящая —

В чёрную Бездну —

Я невесомо и ярко исчезну.

Вот она – вспышка

Зелёного света.

Вот я была —

А теперь уже нету!

Всё потерявшей

в юдоли земной,

мне ли бороться

с самим Сатаной,

Кругом ни зги – уснул Зелёный клин.

Ослепли деревянные дома.

Лишь спиртзавод не выдохся один —

Его трубой ревёт ночная тьма.

Завод ни в ночь, ни рано поутру

О песне никогда не забывает.

Над ним волною ветер завивает

Всё круче дух картошки на пару.

Там варят медицинский препарат

Или хмельное огненное зелье.

Его хозяин сказочно богат,

Ведь в зелье том – и горе, и веселье!

Такого снега не бывает,

Такого ветра не найти —

Пропали торные пути.

Одни сугробы впереди,

Да степь

Как пустошь меловая.

Столбы шагают напрямик,

Столбы в метельный сон

Уводят.

Им доверять не стоит, вроде,

Они потворствуют погоде,

Ловя и множа

Ветра крик.

Поля ожившие страшны,

Как раскачавшиеся горы —

В свои кипящие просторы

Принять готовы полстраны.

Не полстраны, а всю округу!

Просвета нет и света нет.

И мы кричим,

кричим друг другу,

но без надежды на ответ!

Качнувшийся в реку скалистый обрыв.

Солнце, ветер, тень.

Бритую голову наклонив,

Смотришь ты в долгий день.

Там, под обрывом, бушует река,

Камни катя вниз.

А у подножия греет бока

Старый корсак – лис.

Вёснам давно потерял ты счёт.

Вечен покой твой.

Пусть ураганный ветер поёт

Прямо над головой.

И потому ты не будешь знать

даже на час вперёд —

первая трещина – смерти знак —

где и когда пройдёт.

Носится безумная старуха-

вздорная ночная завируха.

То кричит, незрячая, сычом,

то зацепит дерево плечом.

Космами дорогу подметая,

обещает ветру: «Я – святая!»

Но за то под окнами она

запевает вкрадчиво: «Грешна!»

А под утро вруша – завируха

засмеётся весело и глухо,

и, парик откинувши седой,

станет белоснежно молодой!

Дыханьем городов отравлены,

берут снега Россию в плен.

Гудят столицы и окраины

от непогод и перемен.

Ах, вот уже всё переменится —

вот-вот возвысится Добро!

Там, наверху, большая мельница

всё мелет, мелет серебро.

Оно опять на Землю падает,

как сто и триста лет назад.

А в темноте под эстакадою

молчит пустой забытый сад.

А в нём насыпаны, насыпаны,

как это будет через век,

под караг а чем и под липами

сухие листья, мусор, снег.

Да, я нарушила Закон,

пойдя наперекор.

Был Знак мне, Знак

их тех Времён,

из тех незнаемых Времён,

из дальних-дальних гор.

Меня позвал

в летучий сон

Любви волшебный хор.

Был голос мне

из тех Времён,

из тех незнаемых Времён,

из дальних —дальних гор.

Но я забыла поутру

что пел полночный хор.

И мне казалось —

я умру.

И слово странное

«гуру»

блуждало в недрах гор.

Майский снег

по живому, зелёному

Ослепительной дробью сечёт.

Травяными древесными стонами

Сад израненный в бездну влечёт.

В голубую, слепую, бездонную,

Где снега зарождаются сонные,

где и гром – тишина!

И любовь —

Как война!

Где обратно

Послушно текут времена.

Где в каком-то святом,

Очень узком кругу

Безобразный фантом

Погибает в снегу.

Не увидишь конца,

Не услышишь: «Прости!».

И черёмуха снегом

Устала цвести.

У кладбища,

где горочка крутая,

где долго-долго сн е жники не тают,

там девочка оплакивает брата.

Ей кажется —

оттуда нет возврата,

Ей кажется —

там мёртвые рыдают.

Но это ей мерещится порою —

лишь тишина над грустною горою.

Лишь запах вод

с реки приносит ветер-

его ни с чем не спутаешь на свете.

В четыре года трудно быть сестрою,

стоять и ждать с горючими слезами,

с закрытыми от ужаса глазами,

и вдруг увидеть братову рубашку,

накинутую просто – нараспашку,

его вихор с льняными волосами.

И словно в свет ступив из темноты,

себе не веря, крикнуть: «Это ты?»

И с обожаньем обнимая брата,

спросить его: «Ну, что там, за оградой?»

В ответ услышав смелое: «Цветы!»

Кружатся голуби. Несутся облака.

Над крышами летает мальчик-ветер.

Его прозрачная холодная рука

свой путь

узорной снежной пылью метит.

Он постучится весело в окно.

Ему играть и прыгать надоело.

Его услышат, высунутся, но

увидеть не сумеют между делом.

Прислушается к шорохам зимы,

но не дождавшись звука и привета,

вздохнёт легко, и разметав дымы,

умчится вдаль

холодный мальчик-ветер.

Кружась у костра золотого,

Как будто бы пламя листая,

Звенит комариная стая,