Саша Чекалов - Казни египетские

лучше тихо выбрать меньшее из зол ,

где протоки, и туман, и браконьерство

(год за годом, несмотря на рыбнадзор);

где гонадо – мне тропин колоть не надо:

всё подтянется без химии … лишь пей,

коль мужик (ну как же можно, без вина-то!) —

и зима придёт… а после и капéль.

Уходи.

Вокруг лишь танцы… чтоб метаться

беспорядочно душе среди партнёрш —

с отвращением к ораве имитаций

и… с мечтой: а вдруг кому-нибудь воткнёшь! —

так пускай она окажется той самой …

Что ж, пускай. Но – год за годом позади,

и… пока ты никого не сделал самкой,

соберись —

и потихоньку уходи.

…«Неудачники»?.. Допустим, ничего нам

не добиться : в понимании акул,

подражающих одним лишь чемпионам ,

и пускай… И завершайте перекур:

нам пора!

нас миллионы!

на ходу мы!

…Территория пустует – будь здоров!

И – мечта

лучами

вспарывает

думы .

Словно пьяница – халявных осетров.

Бесполезно

тереть

одержимому

идефиксом Вселенской Любви

про законы природы:

мол, живы мы

потому что грызёмся

(лови

злую правду про то, как устроено

всё на свете)…

Он только вздохнёт:

мол, бывает…

мол, вот же хреновина…

мол, суров мизантропии гнёт.

Ну, и я уж не стану усердствовать,

убеждать его в чём-то…

Зачем!

Он лепил это тоже от сердца ведь:

мол, лишь волки дерутся за чернь,

а зато, погляди,

мы в макдáке ведь —

вот, сидим: умилённые, да?

Да.

(Шизоидам лучше поддакивать:

так от них будет меньше вреда.)

Нет, конечно, возможно на пальцах всё

развести:

мол, любовь для людей —

просто ширма, за ней – проще цапаться

(плюс любой, поумнее, злодей,

её имя используя – злý пасти

помогает овец),

но…

любой

дурачок – уличаемый в глупости —

возмутится и ринется в бой…

И поэтому… просто стоим мы тут.

Про себя свои мысли таим.

Грань реальности тянет асимптоту,

типа, к мифу . (На том и стоим.)

…Так бывает: судьба…

Не возьмёшь оттель

шо дают

(полон чем-то своим) —

и…

замрёшь.

Перед морем возможностей .

На молу…

где так тесно двоим.

…Она – патрициев дитя

(да, это так,

ведь так считает

жюри плебеев —

не грустя

о красоте…

что всё же тает,

ведь годы… годы сочтены…

но – отчего ж,

будь их хоть зá сто,

плющу – когда он у стены —

себе Стихией не казаться?!)…

Ах, пышной нежности цветок…

Отгородившись… и жирея

внутри – за воздуха глоток

тебя отдаст, оранжерея! —

так кажется… Но ветра вой

в тепло всех гонит… зал наполнен,

пора…

«Толпе полуживой

опять о Вечном мы напомним!»

…Аристократке – не у касс

униженно просить билета,

ей эта проза не указ,

она сама – зима и лето!

сама! – и осень, и весна…

На свете многое, Гораций,

способна вынести стена

отгородивших декораций.

Ах, Триса… Тришка… или как

зовёт мальвину за кулисой,

сжимая плёточку в руках,

главреж

(и óн, видать, патриций) …?

Весь мир театр?

О нет, тюрьма…

«И что!

Ведь ты ж на высотé , ну!»

…Ты плющ.

Не в силах ты – сама ,

по доброй воле —

бросить

стену.

Непоправима только смерть…

« А кто не верит – подлови на

живца: всего, мол, не посметь?

фигня! – сойдёт и половина… »

А треть?

А четверть?

…И болей

от едкой мысли, что попал, у

адептов «новых кабелéй»

не отстояв витую пару;

что водосчётчики нельзя

теперь изъять из труб обратно;

что все адаптеры (неся

прогресс) работают отвратно;

что ты повёлся на тариф

какой-то выгодный (по слухам)…

что – ложь с улыбкой повторив —

как распоследнему ослу, хам

тебе всё впарил, извини.

…Ну да, и мёртвого проймёт он:

коаксиальной той фигни

такие залежи, что… мёдом

не кажется житьё-бытьё

посредникам, когда-то оптом

купившим партию её! —

гадая, что за остолоп там,

в углу медвежьем, заказал…

но тот, подумав, отказался

(и – да, уехал на вокзал…

а кабель – он, увы, остался).

…Ещё б немного провести

(с невинным видом херувима),

и:

« Нам опять начнёт везти! »…

А остальное поправимо.

« Madame et monsieur, s’il vous plaît… » —

самолёт взлетает,

и – вынужденное бездействие…

Пальцы мнут

салфетку, а в иллюминаторе мирно тает

та самая Франция…

Десять пустых минут

на лишние мысли…

То кверху идёшь, то – в яме…

от полюса к полюсу:

этот был – и вдруг тот …

Вся жизнь, убедитесь, и вправду она слоями …

как торт.

(Едва приземлишься – придётся им заниматься!)

На два с половиной стакана муки сто грамм —

не сливочного, так и спреда…

Но лучше масло

(и вера, что всем воздаётся по их делам)…

естественно, мёд! – но и сахар… и взбиты яйца,

но прежде щепоточку соды добавим в смесь,

и пусть остывает… и – будете вы смеяться,

но…

что-то кураж неожиданно вышел весь!

Так хочется спать… а ещё та мукá в проекте…

бумагу найти – чтобы противень не пристал…

« Про что я забыла? Скорее меня проверьте! »

…Сознание – чистое-чистое, ну! кристалл! —

вот только что было, и вдруг… облака как вата…

Выкладывать тесто… потом обрезáть коржи…

Что, с яйцами поторопились мы? Тепловато?

…Скажи,

ведь будет и вкусным в итоге, и нежным-нежным? —

фактически главный на все времена герой

застолья безбрежного… Будто бы шепчет «ешь» нам!

А может быть, раз уж кураж есть, испечь второй?!

…Ни звёздочки, ни маячка. Ни небес, ни тверди.

С трудом разбираешь на спинке слепой петит

какой-то ненужной инструкции: «Просто верьте:

ещё впереди всё…

пока самолёт летит».

Терпелива, как подснежник,

мокрым заново снежком

от лучей сокрыта внешних

и – распластана ничком…

Всё с улыбкой: «Это мило», —

всё бестрепетно…

хотя:

«Как же стужа утомила!» —

шёпот тянется свистя.

Да… Дитя иного века…

Там – ценили то, что щас —

то ли пройденная веха,

то ли… вытоптали, тщась.

…Кто-то хочет жить до стá лет,

кто-то – миг, но мы близки!

Верь в одно: судьба оттает,

и – расправишь лепестки…

Море, зыбкая пустыня!

Ты почто меня зовёшь?

Манишь чувствами простыми

и – назад: туда, в моё ж

представление рябое

о прибое… Мир усох —

и в зубах того прибоя

превращается в песок.