Вера Кушнир - Стихотворения в двух томах. Том первый

В поисках потерянного рая
Жил, как мы, надеялся, страдал…
И, как мы, живя и умирая,
Славил Бога или проклинал.

Тот же вызов вечный, всем нам общий,
Тот же выбор перед ним стоял:
Жизнь иль смерть! и, слыша голос Отчий,
Смелый выбирал, а трус бежал.

Может быть, теперь у нас ракеты,
Атомные бомбы в закромах,
Но, как прежде, людям сей планеты
Бог велит покаяться в грехах!

И как прежде те, что в сокрушенье
Принимают Божию любовь,
Получают вечное спасенье
Через ту же Жертву, ту же кровь.

Ничего нет нового под небом:
Шелест листьев и движенье рек…
Хочет Бог, чтобы несчастным не был,
Но чтоб был счастливым человек.

Взгляни на птиц на берегу песчаном,
Когда они под ветром отдыхают.
Он дует в грудь им и, пригладив перья,
Не подымает их и не волнует.

Инстинктом, данным им когда-то Богом,
Они опасность ветра понимают:
Когда он дует в спину и в затылок,
Он им вздымает перья и ломает.

Вглядися в птиц на берегу песчаном
И научись от них, как с бурей спорить,
И не давай себя нести под мышки
Туда, куда попутный ветер хочет.

Ты обратись лицом навстречу буре,
Лицом встречай опасности земные,
Одолевай их выпяченной грудью,
Лбом пробивай дорогу, не затылком!

Не дай лохматить ветру твои крылья,
Лети вперед навстречу испытаньям,
И победишь невзгоды все земные,
Удвоенной от напряженья силой.

Взгляни на птиц на берегу песчаном
И на себя взгляни, но беспристрастно,
Идешь ли ты навстречу бурям смело,
Или они, как щепку, тебя носят?

В пустыне Индии невзрачный амалтаз
С причудливым ветвей сплетеньем,
Кривым стволом не привлекает глаз,
Ни гнезд на нем, ни щебета, ни пенья.

Когда ж в июне скудная земля
Лежит в пыли сухой в изнеможеньи,
И с марта не пили дождя поля,
Невзрачный амалтаз стоит в цветеньи.

Весь в золотых узорчатых гроздях,
Сияет он под бременем роскошным.
О щедрости Божественной размах!
А я так мелочна в делах своих ничтожных!

Она в автомобильной катастрофе
Разбилася во цвете юных лет.
Лежит в больнице. Заострился профиль,
Во взоре гаснет жизни слабый свет.

В халатах белых, не волнуясь очень,
Врачи шепнули тихо в стороне:
«Она, наверно, не протянет ночи…»
И слух поймал тот шепот в тишине.

– Пришлите мать, – она сказала строго, –
Велите ей сейчас ко мне войти.
И мать вошла и стала у порога,
Как бы бояся ближе подойти.

– Стань здесь поближе, мать, я умираю,
Меня ты петь учила, танцевать,
Я на рояле хорошо играю,
Но вот теперь мне нужно умирать.

– Мне страшно, мать, о Боге я не знаю,
Скажи, ответь, как вечность мне встречать?
Учила жить, но вот я умираю,
А ты не научила умирать! –

Мы прославляем матерей так много,
Благоговеем перед словом «мать»,
Но только мать, что носит в сердце Бога,
Детей научит жить и умирать.

Мальчишку, шедшего домой
Вприпрыжку из воскресной школы,
Остановил на мостовой
Мужчина с взором невеселым.

– Чего так радостен, малец?
Зачем лицо твое сияет?
– Есть в небе у меня Отец,
Меня Он любит и прощает.

– В награду дам я четвертак, –
Сказал тогда мужчина строго, –
Если покажешь мне, чудак,
Где есть Он, где ты видишь Бога?

Простым мальчишки был ответ,
Он не задумывался много:
– Я дам вам пять таких монет,
Скажите мне, где нету Бога?

Служитель церкви в камеру вошел,
Где двое осужденных смерти ждали.
Переступив порог, он дух свой перевел,
Исполненный и страха и печали.

Он мысленно подыскивал слова
Для утешенья их и ободренья,
И у него кружилась голова…
Но что же он увидел в изумленьи:

На лампе керосиновой в углу
Они беспечно чайник кипятили.
Хоть смерти тень лежала на полу,
Они, пока жилося, жить решили.

О человек! Над пропастью идя,
Ты можешь пасть в нее ежеминутно,
Но все же, как беспечное дитя,
Ты рвешь цветы над краем бездны мутной.

Ведь только жизнь меж смертью и тобой,
Но что на свете хрупче жизни, странник?
А ты, чтоб смерть не видеть пред собой,
В ее тени на лампе греешь чайник!

Не лучше ль Богу жизнь свою вручить,
Чтоб истинный покой твоим стал хлебом,
И в радости ты мог бы чай свой пить,
В сознании, что смерть лишь двери в небо!

Христос не повелел воздвигнуть монумент
Из мрамора, что с жилкой золотой,
С цепями на столбах поставленных в цемент
И с гладкой гравированной плитой,

Где надпись бы гласила: это Тот,
Кто умер на Голгофе за людей,
Что Он потом воскрес и что теперь живет
В обители Отца, где нет теней…

Он вспоминать Себя совсем не так велел:
В ту ночь, когда был предан, пригласил
Двенадцать на вечерю, после дел,
И хлеб простой пред ними преломил,

Чтоб ели все воспоминая плоть
Невинную, ломимую за всех,
И подал им потом вино Господь,
Чтоб помнили ту кровь, что смыла грех.

Он не хотел, чтоб к памятникам шли
Толпою люди, услаждая глаз,
Хотел, чтоб ели хлеб, вино пили
Его воспоминая каждый раз.

Чтоб Он был нашей пищей и питьем,
Чтоб превращался в нашу кровь и плоть,
Чтоб Он был в нас, а мы чтоб были в Нем,
Чтоб все во всем был Он Христос Господь!

Дерево высокое легче измеряется,
Если оно срубленным на земле лежит.
Время пролетевшее легче проверяется,
Лишь когда годами в вечность убежит.

И стоишь над годом, словно над покойником,
Не чужим, а близким, самым дорогим.
А в душе роятся чувства беспокойные
И воспоминания, связанные с ним.

Громкие события, радости минутные,
Все проходит в памяти, все до мелочей…
И глядишь в бессильи, зная не вернутся
Дни, как воск сгоревший праздничных свечей.

В мире были войны, бунты, ополчения
И стихийных бедствий крупное число,
Были катастрофы, были покушения…
Ну а что в душе моей произошло?

Многому ль за год прошедший научилася?
Ближе ли к Христу душою подошла?
Чем с врагом лукавым в битве отличилася?
Много ли погибших к Богу привела?