Владимир Ильичев (Сквер) - Голы онфлайн

Когда вы снова предпочтёте сбоку Осень,
я не напомню вам того, что бока – два,
я буду шага ждать от вас, и на морозе
моя остудится… до завтра… голова.

Мне прислали много денег.
Триста сорок пять рублей.
Завтра будет понедельник.
Завтра – будет! Айм окей!

Слышал, ты, кипучий доллар?
Завтра я в который раз —
отнесу тебя на холод,
на снежок. Сойдёшь за наст.

Я по насту добираюсь
до села Бутылкин Пэт,
где хожу и побираюсь,
как глаголенький поэт.

После еду на попутке —
на Пегазе, стало быть,
в город, якобы к Анютке,
нет, ещё бабла добыть.

Покупаю твой ошмёток,
подороже продаю.
Рядом – сразу много тёток,
«как дела?» и «ху а ю?».

Слышал, ты, липучий доллар,
я твоих зараз видал,
переводчиц вверх подолом…
Злые, страшные – беда.

Рядом также много бывших
и неношеных друзей,
на своей лафе оплывших
либо тощих – без моей.

Не до них, я дую в Кремль,
хоть не с «Дружбой», но с пилой,
и пилю там – ну а хрен ли —
всё подряд, крутясь юлой.

За хорошую работу
получаю аусвайс
под стаканчиком компоту.
Не беру. Компот. Не айс.

По бумажке пропускают
на Пегазе даже в Рай,
так что мы, лягая Скайнет,
посещаем Гранд-Вайфай.

Я, фантом ты мятый, Богу
долг мой – вечность отдаю.
Без апломба. Понемногу.
Не магнат. Не «ху а ю».

Соглашаюсь, пьяным занял,
надо ж было столько взять…
Ладно Бог – пушист, как зая,
прост, как три, четыре, пять!

Отдаю – и в дом поэта,
в крем из редьки без брюлей.
Завтра мне пришлют за это
триста сорок пять рублей!

…А из той строки Анютка
правда в городе живёт.
Как-нибудь моя попутка
и к Анютке завернёт.

Это если долг отдам я,
домик путью обновлю
и куплю момент гаданья
вечным: … (хочешь в крем – брюлю?)

Тебе идёт – играть, носиться с детворой,
ты и сама – дитя, нежнейшее созданье…
Плохой герой и положительный герой
в игре всегда, легко меняются местами.

Мне не идёт – моя война со злом людей,
прости, но если бы я мог её закончить…
Для девяти из десяти – я лиходей,
а для меня они – шальная стая гончих.

Нам не идёт с тобой – друг другу «подходить»,
нам так и так по жизни рядышком носиться…
А на земле сейчас всей жизни – волчья прыть.
Прощай. Но если бы я мог с тобой проститься.

Смотрю минуту на тебя —
и на минуту отступают
причины слабости, нытья…
Ты кроветворный эликсир.

Мои надежды молодя
(которым старость подсыпают) —
на чистоводье ты ладья,
а до того я весь в грязи!

Не понадеюсь быть с тобой —
и так с тобой, куда волшебней…
Не загорланю стрелкам «Стой!»
как тот просёлочный бандит.

Но грязью быв и чистотой,
я прихожу, без приглашений,
через часы – к минуте той,
что на часы омолодит…

Мы поглощаемся машинами,
мы люденцы с глазурью душ.
От безысходности паршиво мне,
травить железо я не дюж.

Их, терминаторов, восстание
уже давно произошло.
Они конвейеры поставили
и нас формуют, под музло.

Они на всё живое сделали
автоматический расчёт.
Мы с ними двигались. Не слепо ли?
Сироп уныло так течёт…

Ну как тебя, мою, красивую,
от этих роботов спасти?
Спасу. Не дам. Перебазирую.
Герой… В кондитерской горсти…

Я мутный тип (один из мутных типов).
Не хочешь ли со мною замутить?
Мой комплекс интересней, чем Эдипов,
мы будем кругозористо флудить.

Я вольный ветер в поле (на футболе).
Не просит ли душа – позабивать?
Мы будем виноваты в каждом голе,
мы будем креативно пасовать.

Я острый перец (ладно: сносный перец).
Не надо ли приправить что-нибудь?
Ну, в общем, на любой разгон умелец.
Я свечка. Не забудь меня задуть.

Нет… Не могу себе представить нашу встречу,
при всём живом воображении моём…
Не представляю – и владею связной речью,
а с первым образом – в сознании проём.

Меня как пробку вышибает из реалий,
у алкаша – здесь начинается запой,
электрик спрашивает: «Счётчик заменяли?»,
а я… не помню ничего, ведь я с тобой.

Плыл алконавтом – но не стала горше радость,
пил трудоголь – зря освещал тупым тупик…
Бежал, казалось бы сбежал… ты наверсталась,
так будь со мной, мой первый образ, первый к'лик!

Не обольщайся лишь, я всё прекрасно знаю,
есть подсознание к сознанию, и сны!
Мне соскочить бы – что ты, даже не слезаю,
возможно, так – щурёнок любит блеск блесны.

Так подсекай меня, жестокая рыбачка,
немедля – жарь, хоть пережарь! А я – тебя!
Я нереален (потерял, в натуре, пачпорт),
а ты моя (в натуре пачпорт потерял).

Я не понял никого из людей.
И никто из них не понял меня.
Смысла нет дышать в окно, если тень
в огороде стала вместо плетня.

Вместо речки – фирма «Колотый лёд».
Вместо леса – лесорубов артель.
Вместо неба – не бумага, но гнёт.
Сквозь бумагу я пролез бы в апрель.

Дал бы тени в каждый угол с ноги,
под соломку посадил то да сё.
Зеленели бы мои чесноки…
Но сейчас – кого скребёт это всё?

Никого. Чужие кошки скребут
по моим углам, и просят еды.
Смысла нет их прогонять, если тут,
в этом всём, не появляешься ты.

Я не понял никого из людей.
И никто из вас не понял меня.
Пью настоянный апрель… кислотень,
заедаю черешком ревеня.

Даже те, за кого я молюсь,
натянуть меня могут… на плюс.
В землю вбит укороченный крест.
Драгметалл. Не кусает. Не ест.

Даже то, чем я сладко дышу,
угрожает приёмом ушу.
Воздух сладок от микрочастиц.
Драгметалл. Вместо пения птиц.

Даже та, всё которой прощу,
отправляет заочно к врачу.
Будет врач-оптимист говорлив…
Драгметалл. Оптимальный тариф.

Даже сам я себе не гарант,
сам себе – колыбельный таран.
За тепло снова просит зима.