Джордж Байрон - Манфред

До срока поседеть
От скорбных дум, подобно этим жалким
Обломкам сосен, бурей искривленным,
Погубленным одною зимней вьюгой,
И быть таким, с тоскою вспоминая
Иные дни, и на челе носить
Морщины, что оставили не годы,
А лишь мгновенья, — тяжкие мгновенья,
Ужасные, как вечность! Вы, лавины!
Вы, глыбы льдов! Обрушьтесь на меня
И поглотите жизнь мою! Я слышу
Ваш непрестанный грохот, но, свергаясь,
Вы губите лишь то, что жаждет жизни:
Цветущий лес иль мирные селенья.

С долины поднимаются туманы.
Скажу ему, что нам пора спускаться,
Не то он здесь останется навеки.

Вкруг ледников дымится мгла и пахнет
Горящей серой; белыми клубами
К моим ногам всползают облака,
Как пена из пучины преисподней,
С тех жадных волн, что роют берег жизни,
Обремененный грешными, как щебнем.
Я задыхаюсь.

Он едва стоит:
Мне нужно подойти к нему тихонько, —
Иначе он сорвется.

С тяжким гулом
Обрушивались горы, прорывая
Ткань облаков и сотрясая Альпы,
Загромождали грудами обломков
Зеленые цветущие долины,
Запруживали реки, низвергаясь,
И в пыль и мглу их воды раздробляли.
Так некогда пал Розенберг. [8] Так некогда пал Розенберг. — Розенберг (Росберг) — гора в Швейцарии, обрушилась в 1806 году. Зачем
Я не стоял тогда в его долинах?

Приятель, осторожней! Лишний шаг —
И ты простишься с жизнью. Ради бога,
Отдвинься от обрыва.

Как спокойно
Уснул бы я! Мой прах не стал бы жалкой
Игрушкой ветра, не был бы развеян
По скалам и утесам. А теперь —
Простите, небеса! О, не глядите
Вы на меня с такою укоризной —
Не для меня вы созданы. — Земля!
Прими меня!

Остановись, безумец!
Не оскверняй долин преступной кровью —
Иди за мной — я не пущу тебя!

Как тяжко мне! — Нет, не держи так крепко —
Я изнемог — кружась, мелькают горы —
В глазах туман. Зачем ты здесь и кто ты?

Скажу, скажу. — Теперь идем — все тонет
В тумане — опирайся на меня —
Стань вот сюда — сюда — и придержись
За этот куст — дай руку и покрепче
Возьми меня за пояс — легче! — так.
Теперь смелей — недалеко до дома —
Мы выберемся скоро на тропинку,
Прорытую ручьями. — Прыгай — славно!
Да ты любому горцу не уступишь!

Нет, подожди — тебе еще опасно
Пускаться в путь: ты слишком изнемог,
Ты слаб еще и телом и душою.
Вот отдохнешь — тогда мы и пойдем.
Где ты живешь?

Дорога мне известна.
Я в провожатом больше не нуждаюсь.

По виду твоему я замечаю,
Что ты из тех, чьи замки так угрюмо
Глядят со скал на хижины в долинах.
Который твой? Я знаю в них лишь входы,
Мне изредка доводится погреться
У очагов их старых темных зал,
За чашей, меж вассалов, но тропинки,
Что с гор ведут к воротам этих замков,
Известны мне с младенчества. Где твой?

Не все ль равно?

Ну, хорошо, не хмурься,
Прости за спрос. Отведаем вина.
Старинное! Не раз отогревало
Оно меня средь наших ледников —
Теперь пускай тебя согреет. — Выпьем!

Прочь от меня! — На кубке кровь! — О боже,
Ужели никогда она не сгинет?

Какая кровь? Ты бредишь?

Наша кровь!
Та, что текла в сердцах отцов и в наших,
Когда мы были юны и любили
Так горячо, как было грех любить,
Та, что встает из праха, обагряя
Мрак, заступивший небо предо мною,
Где нет тебя, а мне не быть — вовеки.

Ты странный и несчастный человек;
Но каковы бы ни были страданья,
Каков бы ни был грех твой, есть спасенье:
Терпение, смиренье и молитва.

Терпение! — Нет, не для хищных птиц
Придумано терпение: для мулов!
Прибереги его себе подобным, —
Я из другой породы.

Боже мой!
Да я б не взял бессмертной славы Телля, [9] Да я б не взял бессмертной славы Телля… — Вильгельм Телль легендарный швейцарский герой, боровшийся за независимость Швейцарии в XIV веке.
Чтоб быть тобой. Но повторяю: в гневе
Спасенья нет; неси свой крест покорно.

Я и несу. Ведь я живу — ты видишь.

Такая жизнь — болезненные корчи.

Я говорю — я прожил много лет,
И долгих лет, но что все это значит
Пред тем, что суждено мне: я столетья,
Я вечность должен жить в неугасимой
И тщетной жажде смерти!

Как! Но ты
Совсем не стар: ты средних лет, не больше.

Ты думаешь, что наша жизнь зависит
От времени? Скорей — от нас самих.
Жизнь для меня — безмерная пустыня,
Бесплодное и дикое прибрежье,
Где только волны стонут, оставляя
В нагих песках обломки мачт, да трупы,
Да водоросли горькие, да камни!

Увы, он сумасшедший! Без призора
Его нельзя оставить.

О, поверь, —
Я был бы рад безумию; тогда бы
Все что я вижу, было бы лишь бредом.

Что ж видишь ты, иль думаешь, что видишь:

Тебя, сын гор, и самого себя,
Твой мирный быт и кров гостеприимный,
Твой дух, свободный, набожный и стойкий,
Исполненный достоинства и гордый,
Затем что он и чист и непорочен,
Твой труд, облагороженный отвагой,
Твое здоровье, бодрость и надежды
На старость безмятежную, на отдых
И тихую могилу под крестом,
В венке из роз. — Вот твой удел. А мой —
Но что о нем — во мне уж все убито!

И ты б со мною долей поменялся?

Нет, друг, я не желаю зла тебе,
Я участью ни с кем не поменяюсь:
Я удручен, но все же выношу
То, что другому было б не под силу
Перенести не только наяву,
Но даже в сновиденье.