Джордж Байрон - Манфред

И с такою
Душой, высокой, нежной, быть злодеем.
Кровавой местью тешиться? — Не верю!

О нет — нет — нет! Я только тех губил,
Кем был любим, кого любил всем сердцем,
Врагов я поражал, лишь защищаясь,
Но гибельны мои объятья были.

Пусть небо ниспошлет тебе покой
И покаянья сладостные слезы!
Я буду поминать тебя в молитвах.

Я не нуждаюсь в них; но состраданья
Отвергнуть не могу. — Я ухожу
Пора — прости! Вот золото — ты должен
Его принять. — Не провожай меня —
Путь мне знаком, опасность миновала, —
Еще раз говорю — не провожай!

Еще не полдень: радуга сияет
В потоке всеми красками небес, [10] …радуга сияет // В потоке всеми красками небес… — «Эта радуга образуется солнечными лучами в нижней части альпийских водопадов. Она совершенно сходна с небесной радугой, — как бы эта последняя спустилась на землю и находится так близко, что вы можете пройти под нею. Это зрелище длится до полудня». (Прим. Байрона.)
И серебром блистает столп потока,
Свергаясь с высоты и развеваясь
Вдоль скал струями пены светозарной,
Как хвост коня-гиганта, на котором
В виденье Иоанна мчится Смерть. [11] Как хвост коня-гиганта, на котором // В виденье Иоанна мчится Смерть. — Байроном здесь использовано описание потока, сделанное им в дневнике 1816 года: «…поток изгибается над скалой, точно хвост белого коня, развевающийся по ветру: таким можно вообразить апокалиптического „коня бледа“, на котором едет Смерть».
Один я упиваюсь этой дивной
Игрою вод, и сладость созерцанья
Я разделю в тиши уединенья
Лишь с феей гор. — Я вызову ее.

Прелестный дух, чьи кудри лучезарны,
Чьи очи ослепительны, как солнце,
На чьих ланитах краски так же нежны,
Как цвет ланит уснувшего младенца,
Как алый отблеск летнего заката
На горных льдах, — как девственный румянец
Земли, в объятья неба заключенной!
Прелестный дух, затмивший красотою
Блеск радуги, горящей над потоком,
Дочь Воздуха! Я на твоем челе
В твоем спокойном и безгрешном взоре,
Где светит мир твоей души бессмертной,
С отрадою прочел, что Сын Земли,
Которому таинственные силы
Дозволили вступать в беседы с ними,
Прощен тобой за то, что он дерзнул
Воззвать к тебе и на одно мгновенье
Узреть твой лик.

Я знаю, Сын Земли,
Тебя и тех, кем награжден ты властью.
Ты человек, свершивший в жизни много
Добра и зла, не ведая в них меры,
И роком на страданья обреченный.
Я этого ждала — чего ты хочешь?

Взирать на красоту твою — и только.
Лицо земли мой разум помрачило,
Я в мире тайн убежища искал,
В жилище тех, кто ею управляет,
Но помощи не встретил. Я пытался
Найти в них то, чего они не могут
Мне даровать, — теперь уж не пытаюсь.

Но что же то, пред чем бессильны даже
Властители незримого?

Ты знаешь,
Нет цели повторять.

Мне непонятны
Твои слова, — я мук твоих не знаю.
Открой мне их.

Мне это будет пыткой,
Но все равно, — душа таить устала
Свою тоску. От самых юных лет
Ни в чем с людьми я сердцем не сходился
И не смотрел на землю их очами;
Их цели жизни я не разделял,
Их жажды честолюбия не ведал,
Мои печали, радости и страсти
Им были непонятны. Я с презреньем
Взирал на жалкий облик человека,
И лишь одно среди созданий праха,
Одно из всех… — но после. Повторяю:
С людьми имел я слабое общенье,
Но у меня была иная радость,
Иная страсть: Пустыня. Я с отрадой
Дышал морозной свежестью на льдистых
Вершинах гор, среди нагих гранитов,
Где даже птицы гнезд свивать не смеют;
Я упивался юною отвагой
В борьбе с волнами шумных горных рек
Иль с бешеным прибоем океана;
Я созерцал с заката до рассвета
Теченье звезд, я жадными очами,
До слепоты, ловил блистанье молний
Иль по часам внимал напевам ветра,
В осенний день, под шум поблекших листьев.
Так дни текли, а я был одинок;
Когда же на пути моем встречался
Один из тех, чей ненавистный образ
Ношу и я, — я чувствовал, что свергнут
С небес во прах. И я проник в могилы,
Стремясь постичь загробный мир, и много
Извлек в те дни я дерзких заключений
Из черепов, сухих костей и тлена.
Я предался таинственным наукам,
Что знали только в древности, и годы
Моих трудов и тяжких испытаний
Мне дали власть над духами, открыли
Передо мной лик Вечности, и властен
Я стал, как маг, как чародей, что вызвал
В Гадаре Антэроса и Эроса, [12] …как чародей, что вызвал // В Гадаре Антэроса и Эроса… — Антэрос в позднейшей греческой мифологии бог взаимной любви, брат Эроса — бога любви. Здесь имеется в виду предание о том, что в сирийском городе Гадаре греческий философ Ямвлих (ок. 280 — ок. 330) вызвал из двух ручьев богов-мальчиков (Эрос и Антэрос изображались в виде мальчиков, борющихся между собой за пальмовую ветвь).
Как я тебя; и знания мои
Во мне будили жажду новых знаний,
И креп я в них, покуда…

Продолжай.

О, я недаром длил рассказ: мне больно
Произнести признанье роковое.
Но далее. Я не назвал ни друга,
Ни матери, ни милой — никого
Из тех, с кем нас связуют цепи жизни:
Я их имел, но был им чужд душою,
И лишь одна, одна из всех…

Мужайся.

Она была похожа на меня.
Черты лица, цвет глаз, волос и даже
Тон голоса — все родственно в нас было,
Хотя она была прекрасна. Нас
Сближали одинаковые думы,
Любовь к уединению, стремленья
К таинственным познаниям и жажда
Обнять умом вселенную, весь мир;
Но ей не чуждо было и другое:
Участье к людям, слезы и улыбки, —
Которых я не ведаю, — смиренье, —
Моей душе не сродное, — и нежность,
Что только к ней имел я; недостатки
Ее натуры были и моими,
Достоинства лишь ей принадлежали.
Я полюбил и погубил ее!

Своей рукой?

Нет, не рукою — сердцем,
Которое ее разбило сердце:
Оно в мое взглянуло и увяло;
Я пролил кровь, кровь не ее, и все же
Была пролита кровь ее.

И ради
Одной из тех, кого ты презираешь,
Над кем ты мог возвыситься, дерзая
Быть равным нам, ты пренебрег дарами
Властителей незримого и снова
Унизился до жалких смертных! Прочь!