Джордж Байрон - Сарданапал

Никогда! Почтут они
Того, кто пал, как царь, и, погибая,
Был выше многих, царствовавших только,
За годы не свершая ничего
Для летописей.

Летописи наши
Кончаются, боюсь. Но их конец,
Какая ни была бы середина,
Запомнится не меньше, чем начало.

Все ж не рискуй и жизнь побереги;
Живи для тех, кому ты дорог.

Дорог?
Кому? Рабыне, любящей по страсти
(Не из тщеславья: дрогнул трон, любовь же
Не дрогнула); друзьям, со мною пившим,
Так что в семью слились мы и они
С моею гибелью погибнут; брату,
Кого я оскорбил; забытым детям;
Жене…

Кто любит.

И простит?

Об этом
Не думала. Как, не виня, прощать?

Жена моя!

О, будь благословен
За это слово! Не ждала я вновь
Его услышать — от тебя!

Услышишь
От подданных! О! Те рабы, кого я
Кормил, поил, кто ожирели миром,
Разбухли счастьем, кто в своих поместьях
Царями стали, вышли на мятеж,
Ища убить виновника их жизни
Ликующей! А те, кого я презрел,
Мне верны! Вот чудовищная правда!

Естественно; для грязных душ отравой
Становится добро.

А в чистых душах
И зло — добром. Они счастливей пчел,
Берущих мед с целебных лишь цветов.

Сбирай же мед, не спрашивая — чей он,
И радуйся: не всеми брошен ты.

Да, так, поскольку жив я. А подумай:
Будь я не царь, как долго б мог я смертным
Быть, смертным здесь , конечно, а не там ?

Не знаю; но живи для наших… то есть
Твоих детей.

О кроткая Зарина,
Обиженная мною! Да, я раб
Случайностей, игра любому вздору;
Негодный ни для трона, ни для жизни!
Не знаю, чем я должен быть, но вижу,
Что я — не то; и пусть придет конец.
Но помни вот что: если не по мне
Любовь, такая как твоя, и ум твой,
И даже прелесть, хоть я увлекался
И меньшею, томясь любовью брачной
И ненавидя всякие оковы
И для себя и для других (об этом
Свидетельствует и мятеж), услышь
Мои слова, последние быть может:
Никто, как я, так не ценил твои
Достоинства, хоть не умел и пользу
Извлечь из них. Так рудокоп, напав
На золотую жилу, понимает,
Что нет в ней прока: он ее нашел,
Но ею — высший властвует, велевший
Ему копать, но не делить богатства,
Сверкнувшие у ног; не смеет он
Поднять их, взвесить — должен только ползать,
Ворочая крутую землю…

О!
Что мне просить, когда ты понял цену
Моей любви! Уйдем вдвоем — и я
И мы (позволь сказать) увидим счастье.
Ассирия — не вся земля. Мы новый
Отыщем мир — в себе, и с ним блаженство,
Не встреченное мной, да и тобой
Со всем твоим покорным царством.

Должен
Вас разлучить я. Дорог каждый миг.

Жестокий брат! Столь чудные мгновенья
Ты прерываешь!

Чýдные!

Со мной
Он так был добр, что не могу и думать
Расстаться с ним!

Так! Женское прощанье
Кончается решением остаться…
Я так и думал, уступая — против
Своих предчувствий. Но — тому не быть!

Не быть?

Останься и погибни.

С мужем!

Да — и с детьми.

Увы!

Сестра, послушай,
Как надлежит моей сестре: готово
Все, чтоб тебя спасти с детьми, с последней
Надеждой нашей. Здесь не в чувствах дело,
Хоть важны и они; вопрос — о власти.
Мятеж на все пойдет, чтоб захватить
Детей царя и с ними уничтожить…

Довольно, брат!

Так слушай: если их
Мы вырвем из когтей мидийских, бунт
Утратит цель — уничтоженье рода
Немвродова. Погибнет царь, но дети
Останутся и, победив, отмстят.

А мне одной остаться?

Как? Лишив
Детей отца и матери, покинув
Сиротами — в чужой стране — одних?

Нет! Сердце разорвется!

Все сказал я;
Решай.

Зарина! Прав твой брат, и должно
Принять нам неизбежность хоть на время;
Здесь все утратить можешь ты; уехав,
Ты лучшее спасешь, что нам осталось,
Мне и тебе, и верным тем сердцам,
Что бьются в нашем царстве.

Торопитесь!

Итак, иди! Коль свидимся — возможно,
Тебя достойней стану я; а нет —
Пойми, что я, не искупив ошибок,
Покончил с ними. Я боюсь: ты будешь
Сильней скорбеть об оскорбленной славе
И прахе ассирийского царя,
Всевластного когда-то, чем… Но, полно…
Растрогался!.. А надо твердым быть.
Моим грехам была причиной мягкость.
Скрой слезы; их не лить я не прошу:
Мне легче осушить исток Евфрата,
Чем хоть слезу столь преданной и нежной
Души; но дай не видеть слез. От них
Вновь исчезает мужество мое.
Брат, уведи ее.

О боже! Снова
Лишусь его!

Сестра! Послушна будь!

Уйди! Должна остаться я! Не трогай!
Как? Он умрет один, и жить я буду
Одна?

Умрет он не один , и долго
Одна жила ты.

Ложь! Он жив, я знала
И с образом его жила! Не тронь!

Прости, но должен братское насилье
Я применить.

Нет, никогда! На помощь!
Сарданапал! И ты глядишь, как тащат
Меня?

Погибло все, коль упущу я
Минуту эту.

Голова кружится…
Темно в глазах… Где он?

Оставь ее.
Она мертва — и ты ее убил.