Джордж Байрон - Сарданапал

А сколько
Осталось пищей коршунам индийским?

Молчит историк.

Ну, так я скажу!
Ей лучше б выткать двадцать платьев, сидя
В своем дворце, чем с двадцатью бойцами
Бежать, покинув мириады верных
Стервятникам, волкам и людям. (Люди ж
Свирепей прочих.) И вот это — слава?
Мне лучше быть безвестным навсегда!

Воителям не всем такой удел.
Семирамида, ста царей праматерь,
Из Индии бежала, но зато
Мидян включила, персов и бактрийцев
В державу ту, которой управляла,
Которой править мог бы ты.

Я — правлю ,
Она лишь покоряла.

Скоро будет
Нужнее меч ее, чем скипетр твой.

Был некий Вакх; о нем я от моих
Гречанок слышал; был он божеством,
Но греческим, — чужим для наших капищ, —
И захватил он Инд [12] Был некий Вакх… И захватил он Инд… — Вакх — в античной мифологии одно из имен бога виноградарства Диониса. В своей «Исторической библиотеке» (книга 2) Диодор рассказывает о завоевании богом Дионисом Индии. золотоносный,
О коем ты болтаешь, где была
Побеждена Семирамида.

Слышал:
И этот человек, ты видишь, богом
Прослыл за подвиг.

Я не человека
Сейчас почту, а бога. Виночерпий!

Что царь задумал?

Должен быть почтен
Наш новый бог и древний покоритель.
Вина!

Подать мне кубок золотой,
В алмазах весь, что чашею Немврода
Слывет. Беги, наполни, принеси.

Вслед за бессонной оргией не время
Вновь пить.

Мой благородный родич! Если
Не лгут нам греки — варвары с далеких
Окраин царства нашего, — то Вакх
Завоевал всю Индию, не так ли?

Да, и за это назван богом.

Нет,
Не так. Следы его завоеваний
Два-три столпа (я их достать бы мог,
Не пожалей затрат на перевозку),
Все, что осталось от потоков крови,
Им пролитой, держав, им сокрушенных,
Сердец, разбитых им! А в этом кубке
Его бессмертье — в той лозе бессмертной,
Чью душу первым выжал он и дал
На радость людям, как бы в искупленье
Свершенных им блистательных злодейств.
Без этого он был бы просто смертный,
В простом гробу, и, как Семирамида, —
Чудовищем в людской личине, с блеском
Обманной славы. Он вину обязан
Божественностью; дай ему в тебя
Влить человечность! Братец мой ворчливый,
Хлебнем за греческого бога!

Дай мне
Все царство — я не надругаюсь так
Над верой предков!

Для тебя — герой он,
За то, что пролил море крови, но
Не бог — создавший чары из плода,
Что гонят скорбь и старость молодят,
И вдохновляют юность, и забвенье
Дают усталым и отвагу робким,
Сменяя новым скучный этот мир.
Ну, за тебя я пью и за него ,
За подлинного человека: он
Все сделал, доброе и злое, чтобы
Дивить людей.

Не рано ль начинаешь
Твой пир?

А что ж? Пир всех побед приятней:
Пьют, а не плачут. Впрочем, цель моя
Была иной: коль за мое здоровье
Не хочешь выпить — продолжай.

Иди,
Мой мальчик.

Дай с тебя стряхнуть мне спячку,
Пока мятеж тебя не пробудил.

Мятеж? Какой? И чей? Причина? Повод?
Я царь законный; род мой искони
Был царским. В чем я пред моим народом
Иль пред тобой виновен, что меня ты
Бранишь, а он бунтует?

В чем виновен
Ты предо мной — я умолчу.

Царицу,
Ты думаешь, я оскорбил?

Что ж думать?
Да, оскорбил!

Терпенье, князь! Послушай:
У ней — вся власть, весь блеск, присущий сану,
Почет, опека над наследным принцем,
Все блага, что царице надлежат.
Я стал ей мужем ради нужд престола,
Любил — как любит большинство мужей.
Но если вы считали, что я буду
С ней связан, как мужик халдейский с бабой, —
То вы людей, монархов и меня
Не знали.

Стоит ли нам спорить? Род наш
До жалоб не снисходит, а сестра
Ничьей любви не станет домогаться,
Хотя бы царской. И не примет страсти,
С распутными рабынями делимой.
Она молчит.

Что ж разговорчив брат?

Я — эхо всей империи твоей,
Чей трон непрочен под царем ленивым.

Рабы неблагодарные! Роптать,
Что я не лил их кровь, что не водил их
В пески пустыни дохнуть, их костями
Не убелял прибрежий топких Ганга,
Не истреблял мечом законов диких,
Не гнул их на постройке пирамид
Иль вавилонских стен!

Но это все
Достойней государя и народа,
Чем петь, плясать, блудить и пить, и тратить
Казну, и добродетель попирать.

И у меня заслуги есть: я за день
Два города построил — Анхиал [13] Анхиал (Анхиалус) — древний морской город на выступе, образуемом северной частью Бургасской бухты и Черным морем. Тарс — древний город, входивший в состав Ассирии в VII в. до н. э. Раскопками установлено, что возник он еще в VI–V тыс. до н. э.
И Тарс. А ведьма, бабушка моя,
Семирамида, жадная до крови, —
Она тотчас разрушила бы их!

Твои заслуги чту я: ради шутки
Два города воздвиг ты, осрамив
Их и себя постыдными стихами.

Себя! Да оба города не стоят
Стихов таких, клянусь Ваалом! Можешь
Бранить меня, мой нрав, мое правленье,
Но не стихи с их правдою святой!
Вот эта надпись, где в словах коротких
Оценена вся жизнь: «Сарданапал,
Сын Анасиндаракса, царь, построил
За день единый Анхиал и Тарс.
Ешь, пей, люби. Все прочее не стоит
Щелчка». [14] … «Сарданапал, // Сын Анасиндаракса, царь, построил // За день единый Анхиал и Тарс. // Ешь, пей, люби. Все прочее не стоит // Щелчка». — Митфорд в своем сочинении «История Греции», которым пользовался Байрон как одним из источников при создании своей трагедии, пишет следующее: «В первый же день похода он [Александр Македонский. — Р. У.] дошел до Анхиала, города, основанного, как говорят, ассирийским царем Сарданапалом… Там был найден памятник, изображавший Сарданапала, подтверждаемый надписью ассирийскими письменами, разумеется, на древнеассирийском языке, которую греки, хорошо или худо, перевели так: „Сарданапал, сын Анасиндаракса, за один день основал Анхиал и Тарс. Ешь, пей, забавляйся, все остальные человеческие радости не стоят и щелчка“. Допуская, что этот перевод почти верен (хотя Арриан {Арриан, Флавий (между 95-175) — древнегреческий историк и писатель. Автор „Анабасиса Александра“ — истории походов Александра Македонского.} говорит, что он не совсем точен), можно, однако ж, высказать мнение, что целью подобной надписи было не прославление необузданного самоуслаждения, а скорее призыв к мирному образу жизни, обращенный к народу, склонному к буйствам…»