Джордж Байрон - Сарданапал

Но ты сама нередко…

Правда, правда;
Мысль вечная невольно ищет слова;
Но речь других о Греции — мне нож!

Молчу… Меня спасти ты хочешь; как же?

Уча спасти не одного себя,
Но всю страну огромную от худшей
Из войн — братоубийственной войны.

Но я, дитя, все войны ненавижу;
Живу я в мире, в радостях; чего же
Еще?

Ах, царь! С обычными людьми
Нужна нередко видимость войны,
Чтоб сущность мира охранить; царю же —
Порою страх внушать, а не любовь.

Но я искал любви.

А не внушил
Ни страха, ни любви.

Тебя ль я слышу?

Речь — о любви народа, себялюбца;
Народу нужен страх перед законом,
Не гнет: о нем не должен думать он;
А думает — пускай его считает
Защитою от худшего, от гнета
Страстей. А царь вина, цветов, пиров,
Любви — вовек не сыщет славы.

Славы!
А слава — что?

Спроси отцов-богов.

Они молчат. О них жрецы болтают,
Стремясь подачку выпросить на храм.

Взгляни в анналы тех, кто создал царство.

Я не могу: они в крови. К тому же
Империя основана , а большей
Не нужно мне.

Ты эту сбереги.

Ее мне все ж для наслаждений хватит…
Идем к Евфрату, Мирра: чудный вечер;
Галера ждет, и павильон разубран
Для пиршества ночного и такою
Сверкнет красой и блеском, что и звезды
Небесные увидят в нем звезду!
И, свежими увенчаны цветами,
Возляжем мы с тобой подобно…

Жертвам.

Нет, как цари, как пастухи-цари
Былых времен, не знавшие венцов
Прекраснее цветочных, а победы —
Лишь мирные, бесслезные… Пойдем.

Вовеки жить царю!

Ни часом дольше,
Чем он любить способен. Ненавижу
Такой язык: жизнь делает он ложью,
Прах вечностью маня! Ну, Панья, быстро.

Мне Салемен велел возобновить
Его мольбу к царю: хотя б сегодня
Дворца не покидать; он, возвратясь,
Даст объясненья смелости своей,
Которые, быть может, оправдают
Его вмешательство.

Я, значит, в клетке?
Уже в плену я? Мне запретен воздух?
Ответишь Салемену: хоть бы вся
Ассирия бурлила мятежом
Вкруг этих стен, — я выйду!

Повинуюсь,
Но…

Выслушай, властитель! Много дней
И месяцев провел ты в сладкой неге
В глуби дворца, ни разу не представ
Перед народом, рвущимся к царю;
Ему не показался ты; сатрапов
Не проверял; богам не поклонялся;
Оставил все на произвол судьбы;
И все в стране — все, кроме зла, — уснуло!
И ты не хочешь день еще помедлить —
Лишь день, который, может быть, спасет?
Немногим верным не подаришь суток —
Для них, для предков, для себя, для малых
Наследников твоих?

Она права.
Князь Салемен так торопил меня
Предстать перед твоим священным ликом,
Что я дерзну к ее словам добавить
Мой слабый голос.

Нет!

Но для спасенья
Страны твоей!

Оставь!

Для всех, кто верен
Престолу, кто сомкнутся вкруг тебя
С твоей семьей!

Все это бредни. Где
И в чем опасность? Это Салемен
Придумал — показать свое усердье
И доказать, сколь он необходим.

Внемли совету, всем святым молю!

Дела на завтра.

Или смерть сегодня.

Так пусть придет нежданно — средь веселья
И нежности, восторгов и любви!
Не лучше ль пасть, как сорванная роза,
Чем вянуть?

Так. Ты непреклонен. Ради
Спасения всего, что всех царей
В былом на подвиг звало, — не отложишь
Ничтожный пир?

Нет.

Ну, а для меня?
Для моего спасенья?

Твоего?
О Мирра!

Первый дар, что я прошу!

Да, да! Возьми, хоть ты просила б царство!..
Для твоего спасенья — да! Ну, Панья,
Ты слышал? Прочь!

Иду!

Мне странно, Мирра:
Что вызвало настойчивость твою?

Страх за тебя. Ведь ясно, что не стал бы
Князь, родственник твой, требовать так много,
Не будь опасность велика.

Но если
Я не боюсь, чего тебе бояться?

Коль ты бесстрашен, за тебя боюсь!

Ты завтра этим страхам посмеешься.

Или, случись беда, сойду в обитель,
Где нету слез; и это лучше смеха,
А ты?

Царем, как прежде, буду.

Где?

Там, где Ваал, Немврод, Семирамида.
Здесь я один, там буду с ними. Рок
Мне царство дал; пусть он и уничтожит;
Но буду лишь царем или ничем?
Низложенным не стану!

Будь и раньше
Таким ты — кто б дерзнул восстать?

А кто
Дерзает?

Ты кого подозреваешь?

Подозревать? На то шпионы. Что же
Мы тратим драгоценные минуты
На страх пустой, на болтовню? Рабы!
Для пира приготовить зал Немврода!
Уж если мне тюрьмою стал дворец,
Пусть нам в цепях не будет скучно! Если
Нельзя к Евфрату, в летний павильон
На берегах его прекрасных, здесь нам
Ничто уж не грозит. Эй, кто там? Слуги!

Чем он мне мил? Одних героев любят
В моей стране. Но нет отчизны мне:
Рабе — лишь цепи!.. Да, его люблю я,
И нет звена в оковах тяжелей
Любви без уваженья. Но — что делать!
Он лишь в любви нуждаться будет вскоре
И не найдет. Его теперь покинуть —
Подлей, чем свергнуть с высоты престола
(Что подвигом в моей стране сочли б).
Но это все — не для меня. Когда б я
Спасла его, то крепче полюбила б
Себя , мне это нужно: я ведь пала,
Любя изнеженного иноземца.
Но вижу: он дороже мне, поскольку
Он ненавистен варварам своим,
Врагам всего, в чем дух и кровь Эллады.
Вдохни в него я тот порыв, с которым
Фригийцы бились столько лет в теснине
Меж морем и Пергамом, — он попрал бы
Свою орду и восторжествовал!
Меня он любит, я — его; рабыня —
Хозяина; освободить его
Желаю от пороков. А не выйдет,
Не научу, как править — есть еще
Пути к свободе: научу, как должен
Царь уходить с престола! Но нельзя мне
С ним расстаться!..