Владислав Дорофеев - Поколение судьбы

и огненные струи брызнули из глаз,
и зарево восстало над страной,
и чёрный цвет сгорел,
а я забыл – каким был мир холодным и угрюмым.

1995.

Сарре
Смерть придёт —
У нее будут твои глаза!

1.
Коленопреклоненная весна!
Чудовищным меня ты потрясла развратом.
Меня уродуют твои голодные глаза,
в которых огненная стужа страсти.

Ты меня пожалей под дождем,
я тебя обниму на разлуку,
ко мне мать припадет на прощанье,
и отец меня вспомнит навзрыд.

2.
На Москву небеса опустили свой огненный пояс,
ты покинешь свой дом и пойдешь по дороге одна,
между небом и сном твой раздастся божественный голос,
нас укроет земля, нас, израненных общей бедой.

В голове синий звон, или свора собак с колоколен,
и я пью твою кровь, опуская свой взгляд в преисподню,
вот я вижу – полки по дорогам России пошли,
и земля захлебнется от собственной страсти к безволью,

а ты вспомнишь меня, и взойдёшь надо мною бедою,
и как злая, порочная сука присядешь ко мне на колени,
а дома, где мы жили, сольются по черному кругу,
и твой взгляд, будто черная тварь, захлебнется во мне и потонет.

Поколением сна я себя нареку накануне,
белой тенью вхожу в чёрный лес, сердце тянет назад,
горизонты судьбы надвигаются светом и тенью,
хладный танец судьбы надвигается болью и кровью.

Ты станцуешь нам имя, которым откроются вновь небеса,
мы сорвём с себя страх, что уродует память огромной страны,
дикий посвист печали истошная выбьет слеза,
мы взойдём над огнём накануне последней безбрежной мечты!

Мне не трудно опять вспомнить детство твое и забыть:
сонный, чёрный колодец, безбрежная карта любви,
и желание полной луны, и кровавые корни мои,
и привкус расплаты, и струна поцелуя, который не смыть.

Грянет день, мы пройдем сквозь безверие подлых дорог,
тихо пахнет Луна, нас немного, но мы оживём на пороге,
нас не примет страна, но простит, и овеют нас ветры и боги,
сердцем вспомни меня, и найди мне приют, и меня пожалей, полюби.

Голоса на пути нам напомнят чужие страданья,
умоляют нас жить толпы смятых и мёртвых людей,
мы пройдем сквозь величие оргий и бурю рыданий,
и сорвём навсегда мы надменную маску смертей.

Ты умрёшь на закате, как чёрная рыба, которая пахнет звездой,
только плакальщиц тени обнимут твои бесконечно живые колени,
ты покинешь меня и уйдёшь по судьбе бесконечной женой,
небо я окрещу и войду за тобой в бесконечное чрево вселенной.

Там кончается смерть, там допишут твой список сомнений,
там желание – страх, а забвение – райская пустота;
я увидел тебя там, прекрасную, после безвольной измены,
я услышал тебя и узнал, что такое чудовищных слов простота.

1996,1997

Русская природа голубого цвета
пахнет снегом мокрым под моим виском.
Навзничь тихо пал на собственном портрете —
навсегда сражен бесчувственным свинцом.

Кровь меня накрыла тёплой чёрной тенью,
пахнет холодом пробитая душа,
не хочу я ждать заветного спасенья —
вознеси меня на небо без гроша.

1998.

Шквал ветpа покоpяюще высок и pезок,
песок желтеет и шипит безликая волна,
гоpит звезда моpей, очаpованием полна,
моpская тваpь стpемится пpыгнуть над водой, —
упасть на желтую доpогу под луной,
котоpая все также холодна и деpзка.

Равнина беpега уходит в глубину теней,
и между лбом обpыва и pукой волны,
сдиpая кожу сна, бpедет жена моя,
за ней по нити вpемени текут слоны
и люди меpтвые, молчание хpаня,
за ними волки, дети, стаи голубей…

По лунной доpоге к безликому небу,
хpипя и тpевожась, натужно идут меpтвецы —
за ними осталась тайга – гоpемычная нежить,
и дыpы в земле, словно, хpам поднебесный повеpжен;
а голод в кpови нам достанется бедным,
и в память войдут мне тpухлявые эти кpесты…

Осень над миpом пылала кошмаpным огнем,
моpе хpанило молчание, будто немое.
Оглянись на меня, счастье моё огневое,
я люблю тебя – веpь мне – я убью тебя.
Голос сожpали собаки, pождённые сном.
Звеpи ушли в чеpноту покаянного дня…

На беpегу Татаpского пpолива в гpомадной синеве
тоpчит концлагеpь за стеной постылого пpилива,
стоят там люди на снегу, упёpтые pогами в небеса,
гpызут моpскую твеpдь, глотая лёд пеpед отливом,
в гpобах, сколоченных из pыбьей чешуи, хоpонят голоса,
а волосы вплетают в волчьи гpивы, сpубая жилы на виске…

1995,1996,1998.

Бабочка влетела.

Ночь влетела черная.

1996.

Вере

Я уже никогда не умру. Меня ангел проводит домой,
я уже никогда не увижу твои голубые следы на песке,
колебания ветра споют мне струною хребта,
я пройду за тобою кровавые будни поста,
нам поверят отцы навсегда и обоих распнут на распятом Христе,
я найду – тень копья у виска и слезы бесконечный покой.

Мы воскреснем втроём, и вином нас напоят и миром польют,
я пройду по воде, и от первых лучей я покорное сердце зажгу,
мы вздохнём на рассвете – так легче дышать над огнем,
и забудемся вместе торжественным утренним сном,
серебристые тени безумных и сладких святых нас в пути сберегут,
и доносится эхо с небес: вас уже никогда не убьют.

1998.

Под крышей мира я стою
в пустой могиле
и вижу свет,
вот руку протяну в оконце,
а дальше, что за ним,
возможно, ничего,
и тень воды несет сухую колыбель.

1981,1987,1995.

Хор храма.

Храм голосов.

Храм хора.

1996.