Феликс Кривин - Круги на песке

Лошадей на земле почти уже нет, остались только лошадиные силы.
Лошадиных сил все больше и больше, и чем их больше, тем меньше на земле лошадей.
Могла ли думать лошадь,
Что она станет жертвой собственной силы?
Не могла.
Ведь человек намного умней,
Но и он об этом тоже не думает.

Что бы нам построить из кубиков? Башню? Дом? Танк?
Давайте построим поезд, уходящий в тихую даль,
когда самого поезда уже не видно, а остались только
чуть слышный стук колес и даль, и грусть по тем,
кто уехал…
Как построить это из кубиков?
Кубики слишком плотные, угловатые, но разве в их
жизни не было расставаний?
А разве, когда мы от них ушли в другие годы, в другие
игры, они совсем ничего не почувствовали?
Мы ушли, не оглянувшись, а теперь мы все чаще
оглядываемся.
Будто мы что-то там не достроили — башню? Дом?
Танк?
Мы не достроили поезд, который нас оттуда увез,
а теперь уже давно скрылся за горизонтом.
И мы, уехавшие на поезде, где-то там остались
и смотрим себе вслед…
Прислушайтесь…
В тишине, где-то в самой глубине тишины, стучат
колеса.
Это мы уезжаем…
Это мы себя провожаем…
Забираемся на кубики и машем себе рукой…

Два человека
Условились встретиться в один из дней
С 5-го по 14-е октября 1582 года.
Быть может, это пятидесятилетний Монтень
Хотел передать восемнадцатилетнему Шекспиру
Кое-что из своих «Опытов».
Возможно, сорокалетний Эль-Греко
Хотел нарисовать портрет двадцатилетнего Бэкона,
Чтобы молодость великого мыслителя не ускользнула от грядущих поколений.
Не исключено, что зрелый Джордано Бруно
Собирался поговорить с юным Галилеем о кострах,
Которые нередко освещают пути человечества,
Или о дон-кихотах, восходящих на эти костры,
Поговорить со своим ровесником — Мигелем Сервантесом Сааведрой.
Два человека
Не встретились в этот день —
Ни Бэкон с Эль-Греко,
Ни с Шекспиром Монтень.
Потому что все эти дни — с 5-го по 14-е —
Были вычеркнуты календарной реформой.
Цена времени не всегда одинакова.
Особенно она высока в эпоху человеческих взлетов, человеческих гениев.
Поэтому гении не тратят времени зря.
Потому они и гении, что не тратят времени зря.
И время у них отнять можно только самым невероятным способом.
Например — реформой календаря.

Жили два бедных халдея,
Один другого беднее:
Два крокодила у одного,
А у другого — четыре.
Бедность, конечно.
И оттого
Трудно ужиться в мире.
Взмолился богу один халдей,
Тот, который другого бедней:
«Ваал! Яви свою милость!
Установи справедливость!»
Послушал Ваал,
Головой закивал:
«Ну что ж, если так прикрутило,
Возьми у него крокодила.
Но за того,
Что возьмешь у него,
Мне, Ваалу, отдашь своего».
Взмолился богу другой халдей:
«Смотри, что делает этот злодей!
Ведь он, нечистая сила,
Украл у меня крокодила!»
Послушал Ваал,
Головой закивал:
«Все правильно, все понятно.
Возьми крокодила обратно.
Но за того,
Что возьмешь у него,
Мне, Ваалу, отдашь своего».

Живут два бедных халдея,
Один другого беднее:
У одного один крокодил,
А у двоих — четыре.
Соотношение три и один —
Как тут ужиться в мире?
Взмолился богу один халдей,
Тот, который другого бедней:
«Таммуз, яви свою милость!
Установи справедливость!»
Послушал Таммуз,
Помотал на ус:
«Ну что ж, если так прикрутило,
Возьми у него крокодила.
Но за того,
Что возьмешь у него,
Мне, Таммузу, отдашь своего».
Взмолился богу другой халдей;
«Смотри, что делает этот злодей!
Ведь он, нечистая сила,
Украл у меня крокодила!»
Послушал Таммуз,
Помотал на ус:
«Все правильно, все понятно.
Возьми крокодила обратно.
А чтоб по совести было вполне,
Двух крокодилов доставишь мне».

Живут два бедных халдея,
Один другого беднее.
Два халдея, один крокодил.
Просят бога, чтоб он рассудил:
«Мардук, яви свою милость!
Установи справедливость!»
Послушал Мардук,
Подставил сундук:
«Чтоб легче обоим было,
Кладите сюда крокодила!»

Живут на свете халдеи,
Никто никого не беднее…

Верная, примерная Ксантиппа,
Как ты любишь своего Сократа!
Охраняешь ты его от гриппа,
От друзей,
От водки,
От разврата,
От больших и малых огорчений,
От порывов, низких и высоких,
От волнений,
Лишних впечатлений,
От весьма опасных философий,
От суждений,
Слишком справедливых,
Изречений,
Чересчур крылатых…
Хочешь ты, чтоб был твой муж счастливым.
Но тогда не быть ему Сократом.

— В споре рождается истина!
— Что ты, Сократ, не надо!
Спорить с богами бессмысленно,
Выпей-ка лучше яду!
— Пей! Говорят по-гречески!
— Просят как человека!

Так осудило жречество
Самого мудрого грека.

Праведность — дело верное.
Правда карается строго.
Но не боялись смертные
Выступить против бога.
Против его бессмысленных,
Бесчеловечных догматов.

В спорах рождались истины.
И умирали сократы.

А Герострат не верил в чудеса,
Он их считал опасною причудой.
Великий храм сгорел за полчаса,
И от него осталась пепла груда.

Храм Артемиды. Небывалый храм
По совершенству линий соразмерных.
Его воздвигли смертные богам
И этим чудом превзошли бессмертных.

Но Герострат не верил в чудеса,
Он знал всему действительную цену.
Он верил в то, что мог бы сделать сам.
А что он мог? Поджечь вот эти стены.

Его ругают уж который век
И называют извергом и зверем,
А он был заурядный человек,
Который просто в чудеса не верил.

Диоген получил квартиру.
После тесной и душной бочки
Стал он барином и жуиром,
Перестал скучать в одиночку.
Всем доволен, всем обеспечен,
Он усваивал новый опыт.
Иногда у него под вечер
Собирались отцы Синопа, —
Те, что прежде его корили,
Те, что прежде смотрели косо…

Но все чаще в своей квартире
Тосковал Диоген-философ.

И тогда, заперев квартиру,
Не додумав мысли до точки,
Шел к соседнему он трактиру…

Диогена тянуло к бочке.

Не троньте, не троньте его кругов,
Не троньте кругов Архимеда!
— Кругов? —
Улыбнулся один из врагов.
Он мудрости этой не ведал.
Быть может, нужна эта мудрость другим,
Солдату ж она — обуза.
Ему приказал благородный Рим,
И он пришел в Сиракузы.
Он шел, пожиная плоды побед,
На зависть сынам и внукам.
И вдруг — незнакомый ему Архимед
С какой-то своей наукой.
— К чему говорить о таком пустяке? —
Спросил победитель с улыбкой. —
Ты строишь расчеты свои на песке,
На почве особенно зыбкой. —
Сказал — и услышал ответ старика:
— Солдат, вы меня извините,
Но мудрость жива и в зыбучих песках,
А глупость мертва и в граните. —
Солдат был к дискуссии не готов,
И он завершил беседу:
— Старик, я не трону твоих кругов. —
Сказал — и убил Архимеда.
И прочь пошагал — покорять города,
Себе пожелав удачи.
Кто жив, а кто мертв — он решил без труда,
Но время решило иначе.
Оно с недостойных срывает венец,
Другим присуждая победу.
И троям, и римам приходит конец,
Но живы круги Архимеда.