Сергей Соколкин - Соколиная книга

…А над Волгой бабы будут выть,
от чужих – своих детей растить.

Лебеду и землю молча жрать,
от убитых – сыновей рожать…

Бога нет,
но есть приказ – «Вперед!»
Бога мой народ потом найдет.

Сэкономит порох, динамит,
но Гагарин в космос полетит.

Колокольный и кандальный звон.
Бога нет,
чернил
и нет бумаги, —
кровушкой Ему напишет Он
на когда-то грамотном Рейхстаге.

Он еще откинется потом…
Про народ я…
Несгибаем Он.

Сергею Сибирцеву

Кто обретать, а я теряю снова
права
на жизнь по правде, не по лжи…
И оправдаться, – разве только словом?..
Но это надо кровью заслужить…

Идет война на виртуальном свете,
нас атакуют сонмища врагов.
Вопят с небес зачеркнутые дети,
в экраны зрят
мильоны дураков.

Зачем же я, душою обнимая
тебя, моя безумная страна,
шепчу пароль, в надежде призывая
твои —
в пустую бездну —
имена?!
Все имена…

Но были-небылицы
сплавляются в одну простую мысль.
И я шепчу —
и воздух шевелится, —
сиюминутный мир теряет смысл,
как прорванная мухой паутина…
Вот за окном светлеет горизонт.
Но речь темна, слепа и нелюдима,
в ней нет ни слова —
все ушли на фронт.

Виталию Пуханову

Кто умер, тот уже бессмертен, —
порукою – сыра земля.
Давно живем без тьмы и света,
но кто здесь ты, и кто здесь я…

Шепнешь: прости, Россия-мама,
в своей забытой Богом мгле
с душой, пустой, как голограмма,
не весящей уже ни грамма,
мы к небу ближе, чем к земле…

Сын за отца не отвечает…
А слово – словно воробей.
И поле жизни заметает
заморский ветер глюковей.

Но вдруг внезапно прозреваешь…
Как с бодуна придя домой,
ты взглядом прошлое пронзаешь
и понимаешь: ты здесь свой.

Не вырывая даже йоты
судьбы, прожитой не тобой,
что стала просто частью плоти
и полностью твоей душой…
Невыносимы муки эти!
Отец, прошу, сойди с креста.

Бессмертие страшнее смерти,
когда бояться перестал…

Когда бы нас подняли по тревоге…
В. Пуханов

Нас по тревоге не поднимут,
не попрекнут землей родной, —
ведь сраму мертвые не имут
пока их помнит род людской.

Но нас поднимут по тревоге,
когда закончат со страной…
За нами явится конвой…
На Страшный суд
проводит строгий —
героев павших —
строй святой.

Ты жил с великими поэтами,
как с ровней.
Но они ушли,
ушли кто Стиксами, кто Летами,
ушли, как в море корабли.

Ты жил,
но ничего не понял ты —
судьбу, считай, не оправдал.
Лишь дни сомнений вместе пропиты,
мерцает памяти бокал.

А в нем, на дне, все тайны Китежа,
и льется небывалый свет.
Песнь слышится…
Теперь молчи уже.
И прямо с неба жди ответ.

Какую биографию делают нашему рыжему.
А. Ахматова

Мы рыжего его и конопатого
ценили за стихи и за Ахматову.
Она и биографию помятому
ему сулила, – каждый был бы рад.

Из черного не сделать белым кобеля.
И греческий не сделать нос из шнобеля.
Не Букера ему вручили – Нобеля.
Опять во всем усатый виноват…

Памятник Петру Первому работы Фальконе,
заказанный Екатериной, —
первый памятник в России.
Первый протест против Библии.

Он прорубил окно в стене —
царь Петр на каменной кобыле…
Но на хрена мне Фальконе,
когда мы Бога позабыли…

Кумир напрягся над страной,
дрожит, как девушка, Европа,
в окно присвистнул тать лихой —
Русь-матушка, вот это жопа!
А мы ей – нате, соболя…

Скрипит кровать, шуршит перина.
Была Расеею земля
и немкою Екатерина.

Петру Калитину

И сказал мне дядя Ваня,
бывший кент вора в законе,
бывший… – лагерная вохра,
Ворошиловский стрелок:

– Зря не бацай,
СССР был
как кулак народов братских…
В общем,
если шмайсер держишь,
жми сильнее на курок.

И сказал мне дядя Ваня,
шоркнув сталинской наколкой:
– За слова свои ответишь,
так что много не базлай…

В жизни столько баб красивых,
что одной по горло хватит,
так что больше, чем проглотишь,
в свой стакан не наливай.

И сказал мне дядя Ваня,
разливая, не скучая,
выключая телеящик,
матерясь на беспредел:
– Гитлер – падла,
Ельцин – тоже!
И народ – пацан, в натуре…
А менты еще покажут —
кто и где
чье мясо съел.

И сказал мне дядя Ваня:
– Зря не бацай, паря, глоткой,
на рожон не лезь без батьки,
партия нам что велит?!

Мол, вокруг все п… (голубые – С. С.) —
в телевизоре и возле…
Изменяется природа,
мир на месте не стоит…

Но сказал мне дядя Ваня:
– Жизнь нельзя сдавать без боя! —
и налил за край и выше,
наградной взяв револьвер. —

Гастарбайтеры достали,
а скины совсем тупые…
Где ты, дядя Сталин?!
Суки, —
развалили СССР!

Агаджанову В. К.

Страну украли. И потерян след.
До послезавтра доживем едва ли.
Гуляет доллар, как хмельной сосед.
При Сталине бы расстреляли.

Куда летим мы, позабыв азы
(всё нам «хип-хоп»
и всё нам «трали-вали»),
забыв, что мы народ, забыв язык?!
При Сталине бы расстреляли.

Кричу я: люди, мы ж не хуже всех!..
Но тишина. И я опять в печали.
В печали я!
Уныние – есть грех.
При Сталине бы расстреляли…

Всё свистят и сверлят пули
нас,
отрекшихся когда-то…
Мать-земля, нас обманули,
Ты должна родить солдата.

Мы за все Армагеддоны
Беловежским платим златом, —
враг на Волге,
враг у Дона…
Ты должна родить солдата.

В телеящике Пандоры
всё плодятся бесенята…
Не смотри безумным взором,
Ты должна родить солдата.

Бог оставил нас, —
так надо.
И в раю хмельно от мата.
Родина в аду.
Из ада
Ты должна родить солдата.