Игорь Чиннов - Собрание соч.: В 2 т. Т .2. : Стихотворения 1985-1995. Воспоминания. Статьи.Письма.

Я думаю запечатлеть навек,
Как ветка яблони нагнулась,
Как листопад шуршал, как выпал первый снег,
Как вереница потянулась

На юг. Я расскажу, как черные кусты
Туманно побелели за ночь,
Как было в мире много немоты,
И холода, и обнищанья,

И как зеленоватой желтизной
Край неба медленно покрылся,
И на прощанье радостью земной
Я с кем не знаю поделился.

Голубой гуманоид
У постели сидит.
Злые рожицы строит
Иноземный гибрид.

Металлический череп,
Синеватая плоть.
Шизофреник, истерик,
Любит в вену колоть.

Он детей угощает
Героином во сне
И помочь обещает
Людям в звездной войне.

Скоро может быть поздно,
А пока — благодать:
Там, где сине и звездно,
Нас готовы принять.

Но ленивое тело
Видит нежные сны.
И какое мне дело,
Друг, до звездной войны?

Маленький, пленный и тленный,
Тихо живу во Вселенной.
Тихо доносится с поля:
Где ты, свободная воля?

Хочется белой березе
Быстро сбежать с косогора.
Белая лошадь в обозе
Хочет прилечь у забора.

Хочется тени от лодки
Летней порой оторваться.
Хочется ночи короткой
Долго еще продолжаться.

Хочется бабе сварливой
Стать молодой и счастливой.
Хочется мужу-злодею
Выиграть дом в лотерею.

Мы… Нам назначены роли?
Что-то решаем и сами!
В клетке подопытный кролик
Вольно прядает ушами!

Больше не с кем говорить,
Больше не о чем жалеть.
Нам вернут былую прыть,
Коль возьмут большую плеть.

Брось, уедем в Трапезунд,
Там не жарче, чем в аду.
Если там начнется бунт,
Переедем в Катманду.

Если выйдем из тюрьмы,
То рассказ напишем мы.
Если будет он сожжен,
То полезем на рожон.

Глянь на карту. Грустно, гру…
Сверху Темза, снизу — Нил.
Мне о русских кенгуру
Дядя книжку подарил.

В этой книжке снимков нет,
Неразборчива печать.
Мне с тобой, дружок-сосед,
Даже не о чем молчать.

– Мы в мире всё переиначим! —
Переиначили? Отчасти.
(Был ветер жадным и горячим.)
И вы — верны своим задачам:
Бороться за людское счастье?

Боролись долго и натужно —
Петров, Рубинчик и Гонзалес
(И ветер был сухой и вьюжный), —
А людям-то совсем не нужно
Того, что счастьем вам казалось.

Вы огород нагородили:
Долой! Быть Петербургу пусту!
Расправимся! Не пожалеем! —
Вы успокоились в могиле?
(Стал ветер северным, Бореем.)
Да, огород нагородили!

Сажали лучше бы капусту,
Как мудрый муж [1] Цинциннат — в Древнем Риме государственный муж, враг тирана. Удалясь от дел, сажал капусту. — Примеч. И. Чиннова. в античном Риме.
Между пореем и морковью
Не докучали бы плебеям
Своими правдами кривыми,
Своей безжалостной любовью.

А поэты взяли да и вымерли,
Парижане русские, давно.
Только трое ждут Звезды-Погибели,
Смотрят в оснеженное окно.

За окном погода петербургская.
Не совсем, но можно помечтать.
А мечта поэта — самодурская:
Пушкин на мосту стоит опять!

Гумилев идет по снегу белому,
Ищет заблудившийся трамвай,
Тихо-тихо Блоку поседелому
Говорит: — Живи, не умирай.

Силуэт Георгия Иванова
На мосту парижском одинок.
Жаль поэта, мертвого, не пьяного.
Ночь долга, он смотрит на восток.

Ну и шутку выдумала душечка!
(Позавидовать? Не презирать?)
Женушка, Ириночка, кукушечка,
В Петербург вернулась умирать.

Всё бессмыслица, всё безделица.
Перетерпится, перемелется.

Гололедица да распутица,
Но над лужей роза распустится.

Все фантазии, все мечтания
В это утро зимнее, раннее.

Вот и Рим, Испанская лестница,
А на ней нагая наездница.

Ах, Годива [2] Злой муж леди Годивы обещал ей денег на бедных, если она проедет по городку нагая. Жители затворились, но один взглянул — и ослеп. — Примеч. И. Чиннова. , леди прекрасная,
Вы для глаз ужасно опасная!

Белый конь, омела и жимолость,
Мне, Годивочка, нелегко жилось.

Все же встретил я Вас в Италии –
Небывалого небывалее!

Улыбнитесь мне благосклоннее,
Альбионного альбионнее!

Вот и день прошел. Пролетел, смотри,
И вернулись Вы в замок Ковентри.

Заблуждения, огорчения
Улетают в небо вечернее.

Борьба за несуществование?
Ее выигрывают многие.
Недавно пьяная компания
Повесилась — совсем Ставрогины.
Всех ку-клукс-кланов ку-клукс-кланнее.
(Туманы осенью туманнее.)

Философ, увидав, как тонущий
Старался выбраться из проруби,
Сказал: «Не трать, Фома, здоровьичка»,

Снежинки? Чайки? Крик о помощи?
Философ шел по тонкой корочке —
Он умер на больничной коечке.

Фома «боролся за существование»,
Не несуществование. Течение
Реки Времен его несло и ранее,
Да, уносило в темное зияние,
В холодное, бесчувственное пение.
Не стоит, брат, — за несуществование.

В аду кромешном злюки злобствуют
(Мы улыбнулись равнодушно),
Льстецы и подлецы там рабствуют.
Темно, и холодно, и душно.

А кто в чистилище — раскаиваются.
Так огорчаются бессильно,
Всё вспоминают и расстраиваются,
Приносит ветер снег обильный.

А наверху, на райском облачке,
Два праведника почивают:
Врачи и сестры в райском облике
Наш теплый сон оберегают.

Увы и ах! Мы просыпаемся:
Загробный мир нам только снился.
Он не такой. Пора, прощаемся:
За нами проводник явился.

И лодочнику — привидению —
Мы дали медную монету,
Когда в обратном направлении
Переправлялись через Лету.

От унылых, от ворчливых
Собеседников,
От зоилов и тоскливых
Привередников