Игорь Чиннов - Собрание соч.: В 2 т. Т .2. : Стихотворения 1985-1995. Воспоминания. Статьи.Письма.

Огонек мой совсем на исходе —
И пора успокоиться, вроде.

Отдыхая у берега Леты
(Дать Харону две медных монеты!),
Иногда вспоминаю, отчасти,
О былом незаслуженном счастье.

Надменное презрение верблюда
(Я побоялся на него взобраться)
Запомнилось. Лежал навоз. И груда
Цветистых ковриков — товар Махмуда.
Блестела ярко медная посуда.
И девочка вела меньшого братца.

И в желтых шлепанцах, в чалме зеленой
Старик прошествовал самовлюбленный,
И голос молодого муэдзина
Запел тягуче, что Аллах — Единый,
И лакомился молоком беспечно
Кот, не слыхавший, что ничто не вечно.

Ну не совсем: стояли пирамиды.
Но не молилась в капище Изиды
Богине египтянка молодая,
А сфинкс, обезображенный, безносый,
Не задавал извечные вопросы,
На молодость и старость намекая [3] Загадка Сфинкса. Сфинкс спрашивал путников: «Утром днем на двух, вечером на трех – что это?» Недогадливых убивал. Эдип, опираясь на посох, ответил: «Человек». – Примеч. И.Чиннова. .

Ты бы хотела увидеть
Небо в алмазах?
Разве тебе не довольно
Звездного неба?

Ты бы хотела увидеть
Ангела в небе?
Разве тебе не довольно
Первого снега?

Разве тебе не довольно
Моря и ночи?
Лунных теней и деревьев,
Лета и ветра?

Давайте поблагодарим
За светлый дождь и легкий ветер,
За парус, уходящий в Крым,
За силуэт на минарете,

За бледный над горами дым,
За дворик, где играли дети,
За смуглое тепло, Карим,
Руки в серебряном браслете,

За розы — «только нам двоим» –
За ящериц на парапете,
За то, что мы живем на свете,
Давайте поблагодарим.

Милая девочка мне
Подарила осколки бутылки,
Брошенной в море давно.

Как обточило их море!
Нежно мерцают они,
Светлые аквамарины.

Так же обточит и нас,
Друг мой, житейское море.
Только не будем мерцать
Светлыми каплями мы.

Будем тускнеть — и не знать,
Была ли в бутылке записка,
Что-то о душах людей,
Гибнущих — нет, не о нас.

Мы в темно-рыжий город Марракеш
Давно, упорно собирались.
И вот — доехали. Скорей кус-кус доешь
И отложи самоанализ.

Не спрашивай себя, зачем мы тут,
Зачем вчера купил я феску,
Зачем купил поддельный изумруд
И голубую арабеску.

Зачем роскошествуем мы, живя
В гостинице «Семирамида»?
— Затем, что душу ест, мучительней червя,
Терзает давняя обида.

Обида на судьбу за годы нищеты,
За годы грусти и печали,
За то, что ты старик, что старикашка ты,
Что мы к веселью опоздали.

Прекрасные ковры, и розы, и коньяк,
А зубы девы — жемчуг мелкий.
У края бездны я хватаюсь, как дурак, –
За безделушки, за безделки.

Летали вороны над темным селом,
Над церковью, отданной бесам на слом.

Отравлена речка и голы поля —
«А ты не мешайся, ступай себе, бля!»

По кладбищу ночью пойдем в листопад:
Там кости расстрелянных слабо стучат.

И колокол, сброшенный, тайно звенит,
И много разбитых, надтреснутых плит.

А ветер в бурьяне высоком шумит,
Потом прилетает в разрушенный скит.

У взорванной кельи сидел домовой
И слышался жалкий, озлобленный вой.

По-русски подальше послал он меня,
Шумели деревья, могилы храня,
И ждали убитые Судного Дня.

Я тоже в Париже
Сидел без гроша,
И долу все ниже
Клонилась душа.

Но в грусти-печали,
Как светлый Грааль,
Мне жить помогали
Бодлер и Паскаль.

Я важен: я выжил!
Но — как с этим быть?
Туристу в Париже
Никак не забыть

Тех жалких харчевен,
Тех русских могил,
«Когда легковерен
И молод я был».

Мы сидели на кольцах Сатурна,
Ели поп-корн, болтали ногами
И смотрели, как быстро и бурно
Расширяется пламя под нами.

Да, нам некуда было деваться,
А на родину нас не пускали.
Мы к Полярной Звезде, люди-братцы,
Улетим на алмазной спирали!

Там заманят свободной любовью
Три сирены в сиреневой дымке
(А захочется вдруг в Подмосковье —
Путь свободен душе-невидимке).

Но от страсти порочной и бурной
Мы бежали сквозь льды голубые
И вернулись на кольца Сатурна
И к любимой своей ностальгии.

Сказали нам, что мир лежит во зле
(«Ну и пускай! И так ему и надо!»)
Мы слышали о дьяволе-козле,
Лукавом змее раесада.

Сказали нам: прекрасные цветы –
Всего лишь сатанинские соблазны,
И нет на свете Божьей красоты:
Одни лишь чертовы миазмы.

Но я аскетов слушать не хочу
И, поддаваясь искушенью,
Любуюсь ласточкой, помчавшейся к лучу,
Пахучей, праздничной сиренью.

А пчелы золотятся и жужжат,
И сад сегодняшний и здешний,
И радует греховный аромат
Черемухи или черешни.

И золотым бесовским наваждением
Осенней рощи восхищаясь,
Прельщаюсь вратоадовым прельщением –
И на прощение надеюсь!

Могло быть хуже? Да, могло быть хуже…
На западе полоска стала уже.
Какой печальный северный закат!

Сломал плечо я. Душечка — больница?
От жалости к себе почти не спится.
Я себялюб. Прости. Я виноват.

Под Новый год в больнице. Боль и слезы.
На столике (ты угадала) — розы
Не утешают. Горек виноград.

Да, боли. Наказание Господне?
За себялюбие? Вчера, сегодня
Я чуть не плакал. Да, увы и ах.

Но — выздоравливаю понемногу.
Весной на подмосковную дорогу
(Всю в лужах, листьях, мокрых воробьях)

Я выйду с палкой. Здравствуйте, березы!
Скучал без вас. Ах, радостные слезы!
Еще я жив, я не холодный прах.

Сирень, лопух, орешник и скворешник!
Когда умру, невидимый нездешник,
Приду сюда. Унылей в небесах.

Кто садится на тигра — безумец.
Я не пробовал. Лучше не надо.
Вообще, нам давно не до тигра.
Нас носила нечистая сила.

Да, останутся рожки да ножки
(Мы рогатей чертей, как ни странно).
Продавайте рога и копыта,
Помолчав, уходите со сцены.