Уильям Блейк - Стихотворения

Вот если бы в церкви давали пивка,
Да грели бы грешников у камелька,
Любой бы орал священный хорал,
А грязный кабак за углом прогорал.

Вот что бы священнику выпить со мной —
Я возликовал бы, как птичка весной;
Да выгнать к чертям уродливых дам,
Котооые нас поиучают к постам.

Да если б Господь, как папаша хмельной,
Играл бы, дурачился вместе со мной,
Не клял Сатану за тягу к вину,
А выпил бы с ним, да притом не одну!

I wander thro' each charter'd street,
Near where the charter'd Thames does flow,
And mark in every face I meet
Marks of weakness, marks of woe.

In every cry of every Man,
In every Infant's cry of fear,
In every voice, in every ban,
The mind-forg'd manacles I hear.

How the chimney-sweeper's cry
Every black'ning church appals;
And the hapless soldiers sigh
Runs in blood down palace walls.

But most thro' midnight streets I hear
How the youthful harlot's curse
Blasts the new-born infant's tear,
And blights with plagues the marriage hearse.

По вольным улицам брожу,
У вольной издавна реки.
На всех я лицах нахожу
Печать бессилья и тоски.

Мужская брань, и женский стон,
И плач испуганных детей
В моих ушах звучат, как звон
Законом созданных цепей.

Здесь трубочистов юных крики
Пугают сумрачный собор,
И кровь солдата-горемыки
Течет на королевский двор.

А от проклятий и угроз
Девчонки в закоулках мрачных
Чернеют капли детских слез
И катафалки новобрачных.

Размышляя о Правах,
Я по Лондону брожу.
В каждом, взоре вижу страх,
Страх и горе нахожу.

В каждом крике каждых уст,
В хоре детских голосов, —
Каждый шорох, каждый хруст —
Ржанье ржавых кандалов.

Церковь каждую клянут
Трубочистов черных кличи,
Вопли ветеранов льют
Кровь — в дворцовое величье.

А в ночи — всего лютей
Шлюхи визг, чернотворящий
Новорожденных — в чертей,
Новобрачных — в прах смердящий.

Вот он, Лондон, вольный град,
Где Темза вольная течет.
Какое множество утрат
В глазах у всех наперечет!

Повсюду плач, повсюду стон,
Везде проклятья вместо слов.
Со всех сторон мне слышен звон,
Звон духовных кандалов.

Ночью трубочист вопит,
Церковь черную страша.
И в слезах солдат не спит,
Обреченная душа.

Ругань юных потаскух,
Ночной пронизывая мрак,
Младенцам отравляет слух,
И как похороны брак.

По узким улицам влеком,
Где Темза скованно струится,
Я вижу нищету кругом,
Я вижу горестные лица.

И в каждой нищенской мольбе,
В слезах младенцев безгреховных,
В проклятьях, посланных судьбе,
Я слышу лязг оков духовных!

И трубочистов крик трясет
Фундаменты церквей суровых,
И кровь солдатская течет
Вотще у гордых стен дворцовых.

И страшно мне, когда в ночи
От вопля девочки в борделе
Слеза невинная горчит
И брачные смердят постели.

Pity would be no more
If we did not make somebody poor;
And Mercy no more could be
If all were as happy as we.

And mutual fear brings peace,
Till the selfish loves increase:
Then Cruelty knits a snare,
And spreads his baits with care.

He sits down with holy fears,
And waters the ground with tears;
Then Humility takes its root
Underneath his foot.

Soon spreads the dismal shade
Of Mystery over his head;
And the caterpillar and fly
Feed on the Mystery.

And it bears the fruit of Deceit,
Ruddy and sweet to eat;
And the raven his nest has made
In its thickest shade.

The Gods of the earth and sea
Sought thro' Nature to find this tree;
But their search was all in vain:
There grows one in the Human brain.

Была бы жалость на земле едва ли,
Не доводи мй ближних до сумы.
и милосердья люди бы не знали,
Будь и другие счастливы, как мы.

Покой и мир хранит взаимный страх.
и себялюбье властвует на свете.
и вот жестокость, скрытая впотьмах,
На перекрестках расставляет сети.

Святого страха якобы полна,
Слезами грудь земли поит она.
и скоро под ее зловещей сенью
Ростки пускает кроткое смиренье.

Его покров зеленый распростер
Над всей землей мистический шатер.
и тайный червь, мертвящий все живое,
Питается таинственной листвою.

Оно приносит людям каждый год
Обмана сочный и румяный плод.
И в гуще листьев, темной и тлетворной,
Невидимо гнездится ворон черный.

Все наши боги неба и земли
Искали это дерево от века.
Но отыскать доныне не могли:
Оно растет в мозгу у человека.

Когда не станем обирать,
Не нужно будет подавать —
Ни голода, ни жажды,
И будет счастлив каждый.

На Страхе держится покой,
На Себялюбии — разбой,
А ковы Бессердечья
В душе плодят увечья.

В тисках запретов и препон
Слезами поит землю он —
И всходит прямо из-под ног
Смирения росток.

И Древо Веры мрачный свод
Над головою возведет —
А Гусеница с Мотыльком
Листву сгрызут на нем.

И это Древо принесет
Обмана сладкий плод;
И Ворон сядет, недвижим,
Под пологом глухим.

Все боги моря и земли
Искали Древо — не нашли!
И не видал никто ни разу —
А Древо взращивает Разум!

Не знал бы жалости ты,
Не будь на земле бедноты;
Милосердье зачем,
Когда хорошо всем?

От страха взаимного мир,
Где для себялюбья пир;
Жесткость плетет силок,
Куда тебя век завлек.

Там, где священный страх
И где поят слезы прах,
Смиренье затаено;
Пускает корни оно.

И дерево в том краю
Отбрасывает свою
Тень-тайну, кормя червей
Все той же тайной своей.

На дереве плод — обман;
Он сладок на вид, румян;
И ворон свою семью
Вселил уже в тень сию.

Боги земли и воды
Ищут всюду плоды,
А я заверить могу,
Что дерево лишь в мозгу.