Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Так истребила всё пожара крутоверть,
Людей и пажити — всё поглотила смерть!
И самый след существованья
Господь карающий огнем испепелил;
И вихрь неведомый в ту полночь изменил
Хребтов окрестных очертанья.

А нынче пальма там взирает со скалы:
Унылая, кладет на крылья душной мглы
Свои желтеющие листья.
И там, где грешные роились города,
Былого зеркалом — спит озеро из льда,
Дымясь под жертвенною высью!

Прощайте! Час настал! Нас Греция зовет!
За боль твою и кровь, страдающий парод,
Платить придется басурманам!
Свобода! Кровь за кровь! Друзья мои, пора!
Тюрбан обвил чело! И сабля у бедра!
Уже оседлан конь! Пора нам!

Когда? Сегодня же! Наш срок определен.
По коням! Рысью марш! И на корабль — в Тулон!
Нам крылья бы — и мы у цели!
Хотя бы часть полка нам прежнего собрать,
И оттоманский тигр, завидев нашу рать,
Умчится прочь резвей газели!

Командуй же, Фавье! [451] Командуй же, Фавье! — Фавье Шарль-Никола ( 1773–1855 ) французский генерал, связанный с республиканцами-карбонариями. Эмигрировал из монархической Франции в Лондон, собрал там трехтысячный отряд французов-добровольцев и отправился с ними в Грецию на помощь освободительному движению. Исполни эту роль!
Ты строй умел водить, как ни один король!
Мастак в делах такого рода,
Ты тенью римлянина среди греков стань!
Испытанный солдат, в твою вложили длань
Судьбу несчастного народа!

Французские штыки и весь оркестр войны —
Орудья и картечь, стряхните ваши сны!
Пора! Вы слишком долго спали!
Воспряньте, скакуны, чей топот словно гром,
Ружье и пистолет с оттянутым курком
И сабли из упругой стали!

Скорей увидеть бой! Скорее в первый ряд!
Туда, где всадники турецкие летят
На всполошенный строй пехоты,
Где сталь дамасская над гривой скакуна
Сверкнет — и голова бойца отсечена!
Смелей!.. Поэт, поэт! Ну что ты?

Конечно, где уж нам сражаться на войне?
Меж старцев и детей сегодня место мне.
Дрожу от вздоха непогоды,
Как лист березовый в осенней желтизне,
Летящий на ветру, скользящий по волне.
Как сон, мои проходят годы.

Весь мир — моя мечта: луга, холмы, леса.
Весь день мне слышатся свирелей голоса
И мирный шум дубов старинных.
Когда в долины мгла вечерняя ползет,
Люблю глядеть в стекло озерных светлых вод,
Где тучи плавают в глубинах.

Люблю одетую в туман, как в пелену,
Луну багровую. И светлую луну
У облака на самой кромке.
На ферме полночью люблю скрипучий бег
Закутанных во тьму нагруженных телег,
Когда их лай встречает громкий.

В краю моей неволи
Мила мне эта даль,
Маисовое поле,
Волны морской печаль
И ярких звезд мильоны.
Но стены непреклонны,
И замер страж бессонный,
Чьей сабли светит сталь.

На что мне евнух старый?
Я и сама б могла
Настроить лад гитары,
Глядеться в зеркала.
Без грусти бы ушла я
К полям родного края,
Где, юношам внимая,
Была я весела.

И все-таки на юге
Светло душе моей,
В окно не рвутся вьюги,
И летний дождь теплей.
Здесь все подобно чуду,
И светляки повсюду
На зависть изумруду
Горят среди стеблей.

У Смирны лик царицы,
Ее наряд богат,
И весен вереницы
На зов ее летят,
И, как соцветья в чаще,
Архипелаг манящий
На синеве блестящей
Притягивает взгляд.

Мне нравятся мечети
И флаги в вышине,
Игрушечные эти
Милы домишки мне,
И любо мне украдкой
Мечте предаться сладкой,
За занавеской шаткой
Качаясь на слоне.

Здесь, в сказочном серале
Душе моей слышны
Глухие звуки дали,
Неясные, как сны.
Быть может, это джинны,
Покинув дол пустынный,
Свели в напев единый
Все вздохи тишины?

Люблю я запах пряный,
Заполонивший дом,
И шепот неустанный
Деревьев за окном,
И всплеск струи студеной
Под пальмовою кроной,
И минарет — колонной,
И аиста на нем.

Как весело над лугом
Кружится пляска дев,
И сладостен подругам
Испанский мой напев,
Их круг струится зыбкий,
Их смех нежнее скрипки,
И светятся улыбки
В тени густых дерев.

Но мне всего дороже,
Вдыхая бриз ночной,
Сидеть в мечтах на ложе,
Глядеть в простор морской,
Где свет луны лучистый
Лежит на глади чистой,
Как веер серебристый,
Колеблемый волной.

Играет лунный свет на гребнях бурных вод.
В раскрытое окно струится ветер свежий.
Султанша смотрит в ночь, где море вдоль прибрежий
И среди черных скал седой узор плетет.

Гитара под рукой затихла. И ни звука.
Но что там вдалеке?.. Какой-то всплеск иль зов?
Возможно, тишину уснувших островов
Тревожит веслами тяжелая фелука?

А может быть, баклан ныряет под волну,
Весь в брызгах, весь дождем осыпан серебристым?
А может, пролетел какой-то джинн со свистом
И глыбы старых стен обрушил в глубину?

Ну что у стен дворца так волны возмутило?
Нет, это не баклан, обрызганный волной,
Не камни древние, не шумных весел строй,
Несущих парусник, когда висят ветрила.

Тяжелые мешки, откуда плач плывет.
Их море приняло в свои объятья смело.
Там что-то двигалось, похожее на тело…
Играет лунный свет на гребнях бурных вод.

Что, братья, стало нынче с вами?
Легла забота на чело,
И, точно траурное пламя —
Глаза сверкают тяжело;
Вы пояса почти сорвали
И много раз, видала я,
Наполовину обнажали
Своих кинжалов лезвия.

Не подымалась ли вчера чадра твоя?

О, я из бани возвращалась,
Из бани возвращалась я,
От глаз гяуров укрывалась,
Лицо в густой чадре тая;
Но душны наши паланкины,
Я от жары изнемогла
И лишь на миг, на миг единый,
Лишь край чадры приподняла.

А там мужчина был? глядел из-за угла?

Да… кажется… но дерзким взглядом
Меня коснуться он не мог!..
Вы шепчетесь? Вы встали рядом!
Ужель меня постигнет рок?
Вам крови надо? О, за что же?
Клянусь, меня не видел он!
Ужель сестру убить без дрожи
Жестокий вам велит закон?