Александр Кушнер - Стихотворения. Четыре десятилетия

А уж мне б головы не сносить подавно

За лирический дар и любовь к предметам,

Безразличным успехам его державным

И согретым решительно-мягким светом.

А в стихах его власть, с ястребиным криком

И презреньем к двуногим, ревнуя к звёздам,

Забиралась мне в сердце счастливым мигом,

Недоступным Калигулам или Грозным,

Ослепляла меня, поднимая выше

Облаков, до которых и сам охотник,

Я просил его все-таки: тише! тише!

Мою комнату, кресло и подлокотник

Отдавай, – и любил меня, и тиранил:

Мне-то нравятся ласточки с голубою

Тканью в ножницах, быстро стригущих дальний

Край небес. Целовал меня: Бог с тобою!

* * *

Всё знанье о стихах – в руках пяти-шести,

Быть может, десяти людей на этом свете:

В ладонях берегут, несут его в горсти.

Вот мафия, и я в подпольном комитете

Как будто состою, а кто бы знал без нас,

Что Батюшков, уйдя под воду, вроде Байи,

Жемчужиной блестит, мерцает, как алмаз,

Живей, чем все льстецы, певцы и краснобаи.

И памятник, глядишь, поставят гордецу,

Ушедшему в себя угрюмцу и страдальцу,

Не зная ни строки, как с бабочки, пыльцу

Стереть с него грозя: прижаты палец к пальцу –

И пёстрое крыло, зажатое меж них,

Трепещет, обнажив бесцветные прожилки,

Тверди, но про себя, его лазурный стих,

Не отмыкай ларцы, не раскрывай копилки.

* * *

Фету кто бы сказал, что он всем навязал

Это счастье, которое нам не по силам?

Фету кто бы сказал, что цветок его ал

Вызывающе, к прядкам приколотый милым?

Фету кто бы шепнул, что он всех обманул,

А завзятых певцов, так сказать, переплюнул?

Посмотреть бы на письменный стол его, стул,

Прикоснуться бы пальцем к умолкнувшим струнам!

И когда на ветру молодые кусты

Оживут, заслоняя тенями тропинку,

Кто б пылинку смахнул у него с бороды,

С рукава его преданно сдунул соринку?

* * *

Стихи – архаика. И скоро их не будет.

Смешно настаивать на том, что Архилох

Ещё нас по утру, как птичий хохот, будит,

Ещё цепляется, как зверь-чертополох.

Прощай, речь мерная! Тебе на смену проза

Пришла, и Музы-то у опоздавшей нет,

И жар лирический трактуется как поза

На фоне пристальных журналов и газет.

Я пил с прозаиком. Пока мы с ним сидели,

Он мне рассказывал. Сюжет – особый склад

Мировоззрения, а стих живёт без цели,

Летит, как ласточка, свободно, наугад.

И третье, видимо, нельзя тысячелетье

Представить с ямбами, зачем они ему?

Всё так. И мало ли, о чём могу жалеть я?

Жалей, не жалуйся, гори, сходя во тьму.