Виктор Гюго - Том 12. Стихотворения

Здесь нет огня, и тьма крыло свое простерла;
Дождь затопил окно; впилась рабочим в горло
Безжалостно нужда;
Здесь люди под землей, в проходах бесконечных,
Как будто грешники, блуждают в муках вечных
Под бременем труда.

«Нужда проклятая!» — муж шепчется с женою,
Старик отец поник тяжелой головою, —
Лишь ночью дочь пришла
И принесла с собой хлеб, купленный позором.
Отец ее спросить не смеет даже взором:
«Где ты его взяла?»

Здесь спит Отчаянье в своих лохмотьях мрачных,
А жизни май, всегда и нежный и прозрачный,
Здесь выглядит зимой.
Здесь девушки лицо облито мертвым светом,
И кажется весь мир в отчаянье одетым,
Придавленным землей.

В землянках чахнущим, где городские стоки,
Не виден небосвод лазурный и глубокий,
Не виден солнца свет.
Я встретил бледную, иссохшую старуху.
Она сказала мне озлобленно и глухо:
«Мне восемнадцать лет».

Здесь, ложа лишена, холодными ночами
Мать прячет малышей в отрытой ею яме,
Тоской удручена.
Здесь дети малые с улыбкой чистой, милой,
Едва увидев свет, уж встречены могилой,
Им колыбель она.

О недра Лилля, смерть здесь людям шлет угрозы!
Здесь старца дряхлого увидел я сквозь слезы,
Мутившие мне взгляд,
Безумье девушки, ребенка призрак белый
В объятьях матери, от горя поседелой.
О, Данта страшный ад!

От этих горестей — вся роскошь, деньги ваши,
О принцы! Нищета вам наполняет чаши,
Властители пиров!
Сочится ваш доход — живая кровь народа —
Со стен подземных нор, из каждой щели свода,
Из сердца бедняков.

Под страшным колесом — владычеством тирана,
Под прессом податей, давящим неустанно,
Здесь золото течет
И к вам скопляется, о властелины века,
Из-под давильни той, что мучит человека
Все сутки напролет.

Из этой темноты, из этой агонии,
Где жизнь свою влачат унылые больные,
Где без надежд сердца;
Из этих черных нор, тоскою угнетенных;
Из мира, где отцы, и матери, и жены
Томятся без конца;

Из мрака, где беда сдружилась с нищетою,
Течет к вам золото сверкающей рекою —
Мильоны вновь и вновь.
Оно для вас — дворцы, пиры, апофеозы,
О вы, чудовища, кого венчают розы,
Кто пьет чужую кровь!

3

Блаженство райское! Хозяевам — бокалы!
Оркестр уже гремит; в цветах и шелке залы,
Стол яствами покрыт.
А под ногами тьма, и нищета, и холод;
На проституцию толкает женщин голод,
И горько плачет Стыд.

Вы все, кому даны сокровища Фортуны,
Льстецы, наемники, продажные трибуны,
Епископы-лжецы,
Ад страшной нищеты, под вашим Лувром скрытый,
Болезни, голод, смерть — вот чем всегда вы сыты,
Блаженств земных жрецы!

В Сен-Клу, где свеж жасмин, где много маргариток,
Мне слышен разговор беспечных фавориток,
Веселый смех гостей;
И там, на пиршествах, где залит зал огнями,
Мне кажется, что рвут красавицы зубами
Живую плоть детей!

Что ж, смейтесь! Вы тоской предсмертной не объяты,
О император, двор, принцессы и прелаты, —
Что ж не смеяться вам?
Пускай народ в слезах, в тисках нужды голодной, —
Он должен славить вас средь ваших празднеств модных
И пиршеств по ночам!

Раскройте сундуки — ведь вам карманов мало,
Тролон, Сибур, Барош! Вам петь под звон бокала —
Иного счастья нет!
Забудьте про народ, голодный и несчастный,
Над тем, кто там, внизу, справляйте свой ужасный
Сияющий банкет!

4

Народ! Они тебя давили без пощады,
Хоть и поставил ты пред ними баррикады,
Вступил в кровавый бой.
Беспечных их ландо уже сверкают спицы,
И ты под тяжестью летящей колесницы
Вновь станешь мостовой.

Тирану — золото, тебе ж — ни крошки пищи;
Ты словно жалкий пес, над кем лишь плетка свищет,
Кого влекут во двор.
Ему — шуршащий шелк, тебе — лишь рубищ клочья,
Ему — и женщин блеск и дев невинных очи,
Тебе — один позор!

5

Нет! Муза — это суд Истории. И кто-то
Возвысит голос свой и тьмы порвет тенета,
О палачи-шуты!
И кто-то отомстит за Францию в неволе.
О, мать! Ведь есть слова, разящие до боли,
Гром с горней высоты!

Отбросы дикарей, что выросли в пещере,
Злодеи, изверги, безжалостные звери,
Грызущие народ,
Двуличные душой, жестокие сердцами,
Твердят мне: «Ты — поэт. Пари под небесами!»
Но в небе гром живет!

Могила ссылки для мятежных,
Для тех, кто ускользнул от пуль…
Принц! Пей на пиршествах безбрежных,
Лови в театрах женщин нежных
И по лесам лови косуль.
Вот Рим жжет ладан благовонный,
Вот царь тебя зовет: «Мой брат». —
Сегодня с Нотр-Дам звон льется похоронный,
Но загремит — набат!

Героям доблестных сражений
Изгнанье иль Алжир грозит…
Принц, лебедей полно в Компьене,
Полны аллеи свежей тени,
Полны плафоны Афродит;
Вакханка томно, в неге сонной,
Вплетает в косы виноград. —
Сегодня с Нотр-Дам звон льется похоронный,
Но загремит — набат!

Форт чинят каторжники старый,
И цепи лижет им волна…
Ату, ату! Гремят фанфары,
Леса рожок пугает ярый,
Березы серебрит луна,
Псы — в воду, и олень смятенный
Плывет в бассейне наугад. —
Сегодня с Нотр-Дам звон льется похоронный,
Но загремит — набат!

Отец — на каторге в Кайенне,
Сын — погибает, наг и сир…
Волк выпить подает гиене,
Фрак — митре; в громе поздравлений
С бокалом чокнулся потир;
Вблизи, в пещере потаенной
Сатиров пьяных тлеет взгляд. —
Сегодня с Нотр-Дам звон льется похоронный,
Но загремит — набат!

Убитых тени по бульварам
Окровавлённые снуют…
Паштетами, шартрезом старым
Уставлен стол; дичь дышит паром;
Красотки за героя пьют, —
В улыбках — блеск души бездонной,
И груди привлекают взгляд. —
Сегодня с Нотр-Дам звон льется похоронный,
Но загремит — набат!

Изгнанник, гибни в лихорадке;
Смерть, отдых дай и уврачуй…
Фарфор старинный в беспорядке;
Звон рюмок; и на губках сладкий
Порхает птичкой поцелуй;
Взгляни — с улыбкой благосклонной —
Тебе все дамы их дарят. —
Сегодня с Нотр-Дам звон льется похоронный,
Но загремит — набат!

Гвиана убивает все же,
Как прежде: воздух раскален…
Ложись на царственное ложе,
Где спал Луи, где спали тоже
Наполеон и Карл Бурбон.
Веселый, сладко истомленный,
Усни, пока хвалы гремят. —
Сегодня с Нотр-Дам звон льется похоронный,
Но загремит — набат!