Людмила Колодяжная - Пред иконой стоишь со свечою...

Видишь, как преданно ждет у двери
Ослик покорный и смирный,
Матерь и Сына возьми, и дары —
Золото, ладан, и смирну...

Я хочу, чтоб ты сохранил
Сладость воспоминанья
Там, где пустыня, где темен Нил,
На берегах изгнанья.

Здесь, в Вифлееме, вопли и плач,
Дьявол раскинул сети,
Здесь младенцев губит палач,
Плачет Рахиль о детях.

Ты пережди, пережди беду.
Я утолю сердца жажду.
Ирод умрет. Я к тебе приду,
В сон твой, с вестью, однажды.

Я скажу: отдохни от бед,
Мира забудь пороки,
В светлый тихий иди Назарет,
Как предрекли пророки.»

Виноградной лозою вьется строка,
каждый изгиб ее — древний профиль,
протянул ее Евангельем — Лука,
прочитал — Фе офил —

о Предтече, рожденном в такой тишине,
что горит над жизнью, как Божья кара,
и сгорает неверие в тихом огне,
охватившем уста Захара, —

о том, как Мария слагала в уме
и в сердце — старца заветы,
о том, как долго в вечерней тьме
светилось — сказанное Елисаветой, —

о тех, кто принес покаянья плоды,
о водах крещенья, что вечно синеют,
о том, что — Идущего впереди,
Идущий вослед — сильнее...

Если ветер вернется на круги,
дней пустыня будет согрета,
и мы доверимся кротко
апостолам... Божьи слуги
спустят лодку
по склону волны высокой Генисарета.

Сети веток качнутся как неводы,
ветхо,
над водами (плеск удваивается
плеском сердца),
и мы услышим двухтысячелетнее эхо
Голоса, которым начинается,
которым кончается — детство.

И мы переплывем море
жизни — с Востока до Запада,
и будут над нами веять
и кругами в просторе
расходиться — десять Заповедей
и блаженств — девять...

Глоток — долька
влаги — до чуда,
только
глоток из сосуда...

Холмы Галилеи
невзрачной,
и вечер, как веер
брачный,

час поздний
праздника-пира...
И позван
Христос с Марией

Пречистою —
с учениками
на чистую
вечерю в Кане...

Но тает
вино в сосудах,
глоток отделяет
от чуда —

горячий
глоток, и только...
Но чудо не спрячешь,
как дольку —

в земном — простора
небесного,
которому
в горнице — тесно,

как шагу
в камнях-утесах,
как влаге
вина в водоносах,

в сосудах,
на вечери брачной...
До чуда —
глоток прозрачный...

Глоток — верная
мера,
глоток — до безмерной
веры...

Преображенья зрел
час, как в ночи свеча,
чтоб каждый луч успел
вспыхнуть от друга-луча,

чтоб каждый луч-штрих
в нишу-жилку попал,
чтоб на иконе затих
чертой, что провел Феофан,

чтоб каждый луч держал
фрески блеск на века,
чтоб каждый луч бежал
пред тенью ученика,

которого Феофан
простер пред Господом ниц
(Иаков, Петр, Иоанн)
так, что овалы лиц

навечно освещены
в Преображенья час —
час ночной тишины,
зреющей, как свеча...

Пустые отринем речи,
те что Господь отверг,
в полночь, в страстной Четверг,
зажжем свечи —

а на столе хлеб, да соль,
а в душе свет, да боль.

Над освещенным млечным
лучом — столом,
в полночь, склонимся рядком,
в час Вечери —

а в душе свет, да боль,
а на столе хлеб, да соль.

И будем молчать о чуде...
Живущий в каждом, Христос
задаст тот же вопрос
тени-иуде —

а на столе хлеб земных бед,
а в душе боль, да свет.

Великой пятницы тропами
Ангел нас проведет
туда, где каждый бредет
на свою высоту-голгофу —

а в душе боль, да свет,
на столе — соль земных бед,

Зажжем полночные свечи
в Четверг страстной...
В горнице, за стеной —
молитвы последние, речи...

А на столе хлеб, да соль,
а в душе свет, да боль.

Сегодня будет одинок
Мой день и светел.
Лишь ветер солнечный у ног,
Лишь ветер.

Я рано, рано выйду в сад,
Готова к чуду.
И вдруг почувствую Твой взгляд
Везде, повсюду.

И я услышу тихий зов
Сквозь шелест крылий,
Сквозь возгласы учеников —
Я здесь, Мария!

От слов Твоих — такая тишь,
И слезы льются...
Но Ты, как облако стоишь,
Нельзя коснуться.

Не наше дело знать сроки и времена...
Но — над Деяньями взгляд твой скл онится,
и ты узнаешь Апостолов имена,
пришедших, взошедших в горницу.

В день, когда облако стало расти,
чтобы встать над горой Елеонской,
до которой — даль субботнего пути,
где вознесся Христос, где погасло солнце.

Где они пребывали: Петр, Иоанн, Андрей,
Филипп и Фома, Варфоломей, Иаков,
Симон Зилот, бывший мытарь Матфей,
Иуда (Иаков брат) и Алфеев Иаков.

И молились в горнице молитвой одной —
вместе с жен ами, приносящими миро,
в час, когда земля, насыщенная виной,
на Божьих стопах уже не тяжелела гирей.