Борис Божнев - Элегия эллическая. Избранные стихотворения

Так каждый день, усталый от работы,
Я буду грязный приходить домой,
И думать вслух: как долго до субботы,
Как мало платит мне хозяин мой…

Три пальца — кукиш, и три пальца – крест.
И кукишем ты крестишь футуристов,
Через монокль читая манифест,
За кафедрой насмешлив и неистов.

Молчание ночного мира,
Далекий лай загробных псов.
Спускается все ниже гиря
Бессмертных неземных часов.
……………………………………..

Лишь легкомысленная младость
Ночь назначает для любви…
Огонь другой, другая сладость
В моей мужающей крови –

Ей нужно поле грозной брани,
Чтоб ею обагрился меч.
Ей нужен страшный выход рана,
Чтоб доблестной струей истечь…
…………………………………………

В ночи живее чувство Бога.
Когда бы мог надземный мрак
Кромешней сделаться немного,
То, может, человека зрак

За первозданной узрел тьмою
Единый первозданный свет…
Но кто любуется луною,
Тот думает, что Бога нет.
……………………………………

Могущие дневные силы
Ничто пред слабостью ночной.
Все присносущие светила
Не стоят темноты одной.

О, старец, дряхлая глава
Твоя трясется в знак согласья
На смерть… Кивок, что зрим едва,
Страшней, чем ужас, слышный в гласе…

С какою силой неживой,
Изжелта-высохший и голый,
Нам повторяет череп твой
Свои безвласые глаголы…

Все обостряющимся слухом
И сквозь скрипение пера
Я слышу отдаленно глухо
Звук рубящего топора…

Как страшен сей топор стучащий, –
Он дивный вырубает век…
Еще в классические чащи
Гулять приходит человек.

И зрит могучих исполинов,
Несокрушимых до сих пор,
Хотя в тени столетне-длинной
Блестит таинственный топор,

Что все написанное нами
Хотел бы, как мильон голов,
Срубить… Но в небеса корнями
Ушли леса высоких слов…

А на земле одни лишь ветки
Цветут, трепещут, тень дают,
И строки, словно птицы в клетке,
Столь зримо-сладостно поют…

Поддерживающая храм
Божественного Аполлона
Ты потухаешь по утрам,
Понизившаяся колонна…

О, вечер мировых руин…
Работать и молиться надо…
И воздвигает стеарин
Возжегшуюся колоннаду…

Что лира? Понял я — скелет.
Но как любовницу младую
Ее боготворит поэт,
Уродливую и худую.

Касается ее костей
Неизменяющей рукою,
И скрежетом ее страстей
Он миру не дает покоя…

Теченье ночи гробовой.
Ее кромешное молчанье
Не заглушает адский вой
И ангельское величанье.

И мрака плотная стена,
Воздвигнутая меж землею
И небом, смертному видна,
Еще окутанному мглою…

Даю тебе благой совет –
Разверзшейся страшися бездны,
Но электрический твой свет
Да не обидит хаос звездный.

Зане лишь скромная свеча,
Что делается все короче,
В простом подсвечнике торча,
Присуща величавой ночи…

Кому не спится, пусть лежит,
Пусть голову на пол-аршина
Не поднимает… Сон бежит
На недоступные вершины.

Надолго покидая нас…
Пространства вечные не мерьте,
Не мучьте воспаленных глаз, –
Бессонница – почти бессмертье…

Рассвет далек, еще далек,
Земное угнетает бремя,
И тот, кто юношею лег,
Наутро встанет стар, как Время…

Пером гусиным и великим,
Преостро очинив его,
Пишу… Скрип, сладостней музыки,
У сердца слышен моего.

Присев к столу в. ночной сорочке,
Спадающей до самых пят,
Без устали тружусь над строчкой,
Какая тишина… Все спят…

Страницу, словно белый камень,
Неизреченное — для плит, —
Граню… Горячая, как пламень,
Слеза ее испепелит.

О, тратится усилий столько
На каждый из таких камней.
Бумажные летят осколки
И падают на стол ко мне.

Неторопливо и негрубо
Я не перестаю чертить,
Чтобы ямбический обрубок
Явил чудесные черты.

Продлится до глубокой ночи
Мой каторжно-свободный труд,
Пока мозолистый веночек
Гармонии слегка натрут.

И все ж благословляет иго
Душа: она под ним жила
И будет жить… Большая книга
Всегда бывает тяжела.

Но перья вещие крылаты,
Они летят из смертных рук,
Из судорожно-крепко сжатых,
И лирный замирает звук…

Казак поет в Трокадеро
Унылую степную песню —
Безрадостно, тяжеловесно
Несет плакучее ведро…

Его не расплескай, смотри,
Чужого не губи народа —
Вы мертвую несете воду,
О, русские богатыри…

Свершилось. Голосом отцов
Поет в враждебном стане воин…
Будь, что скала, — челом спокоен
Над бушеванием венцов.

Как воду далеко берут —
Не у себя, а на чужбине,
За морем черным, морем синим,
За океан — и то идут…

Не будет предано земле
Все то, все то, что затонуло…
Адмиралтейская блеснула
Игла молниевидно в мгле…

А труб органных газыри –
Подобие водопровода –
Громами подпирают своды, –
Готические кобзари.

Сапожник, поющий над старой подметкой,
Над новопоставленною замолчит…
Есть люди с прекрасной и светлой походкой,
Но песня сапожника вновь зазвучит…

Над мертвыми тяжко лежащие камни,
Живых и до смерти идущих людей
Выдерживают… О, да будет легка мне
Одна из пустых, неземных площадей…

Отрадно лежать там, где люди не ходят,
Где боговнимаемая тишина,
Где самые низкие мрачные своды –
Лазурно-сияющая вышина…

Шаги над землею звучны, как проклятья,
Не песне сапожника их заглушить…
Как знать, что страшнее — безногих объятья
Иль новую обувь безрукому шить.

Хранители-ангелы дивно безруки.
А ноги имеют, имея крыла.
Калека ползет на святые поруки.
Летит, но — увы — не летает стрела.

Недвижим, ты думаешь, камень могильный, –
Он более зыбок, чем в лавке весы.
Травою поросший, он – камень точильный,
И для на него же нашедшей косы…