Рабиндранат Тагор - Ты погляди без отчаянья… (стихотворения)

Ты ждешь за дверью. Ты решить не можешь —
Войти ко мне, как прежде, или нет?
Я слышу – тихо звякнул твой браслет,
Мелькнуло сари цвета жженой глины,
Его колышет ветерок
В проеме двери.
Я тебя не вижу,
Но вижу – руки западных лучей
Украли тень твою и положили
На половицы комнаты моей.

Я под каймою сари вижу робость
золотисто-смуглых ног,
Не знающих – переступить ли? —
Через порог.
Но я тебя не кликну.
Моя душа распалась на частицы,
Как дым тумана в глубине безлунной,
Как облако, расплывшееся в небе
После дождей.

Моя любовь —
Она как насыпь в поле,
Опавшая, оползшая. И пахарь
Давно ее забросил и ушел.
А вечно равнодушная природа
Ее в свои владения включила,
И насыпь, незаметно для себя,
Покрылась первозданною травою,
И обросла побегами деревьев,
И с ближним лесом ветками сплелась.
Моя любовь – она сейчас похожа
На утреннюю бледную звезду,
Что растворяет в светлости рассвета
Погасшее сияние свое.

Нет у моей души границ сегодня.
Возможно, ты меня не так поймешь.
Все вехи сняты, все отметки стерты.
Собрать меня, вернуть былую цельность?
Ты уз таких на свете не найдешь.

Нет, я немного накопил сокровищ
За эту жизнь.
Они мне редко доставались.
Потерь я больше ведал, чем находок.
С протянутой рукою не стоял.
А в этом самом мире —
Оно цвело, сокровище, подобно
Красавице, простушке деревенской,
Закрыв лицо, презрев к себе презренье, —
Спокойный тамариндовый цветок.

Земля бедна, и дерево не в силах
Подняться в полный рост.
Его одетые листвою ветви
К земле приникли. Можно ли подумать,
Что к старости приблизилось оно?
Вблизи расцвел лимон. Нарядно рядом
Осыпан чампак множеством цветов.
Канчон цветет в углу. И посвященный
Цветам благоуханным курчи
Сарасвати обет свой соблюдает.
Мне ясен их язык. Не раз для разговора
Я позван ими был.
А только что мой слух
Почувствовал неясный шепот, слышный
Из-под опущенного покрывала. Вижу —
Из хижинки, на ветке тамаринда,
Глядит нераспустившийся цветок,
И нежно светится,
И нежно пахнет,
И вьются письмена по лепесткам.

Уже давно живет при нашем доме
Старинный тамаринд, знакомый с детства.

Как божество стоит он, как хранитель
Северо-западного края неба.
Он – как слуга, прижившийся в семье.
Он сверстник прадедов,
Свидетель многих
Рождений и поминок в этом доме,
Ученый брахман нашего семейства.
Кто им владел в прошедших поколеньях?
Пожалуй, было больше
Имен опавших, чем опавших листьев.
О многих память —
Такая ж тень, как тень под тамариндом.
Здесь, у его корней, была конюшня,
Где стук копыт тревожил помещенье
Под черепичной крышей.
Но век езды на лошадях давно уж
С покрикиваньем конюхов остался
На берегу былого, вдалеке.
Умолкло ржание.
Картины века
Уже сверкают красками иными,
А борода, расчесанная гордо
Сардаром [100]-кучером, с его походкой важной,
Со всею пышной роскошью тех дней,
Навеки удалилась за кулисы,
Где декораций свалено старье.

В лучистом солнце, утром, к десяти
Ждала коляска здесь, у тамаринда,
И отправлялась в школу каждый день
С бессильной неохотой мальчугана,
Сквозь уличную шумную толпу.
И мальчуган теперь уже не тот —
Лицом, душой и положеньем в мире.
А тамаринд все тот же. Он молчит.
В себя ушедший, в самосозерцанье,
Не поводя и бровью на людей
С их вечно переменчивой судьбою.

Мне вспомнился один из дней.
Шел дождь
От сумерек всю ночь, не затихая.
А утром – мутно,
Как в глазах безумца.
Ослепшая, без цели, бьется буря
Огромной птицей в клетке мирозданья
Крылами о невидимые прутья.
Вся улица заполнена водою.
Двор затопило.
Стоя на веранде,
Я вижу – с гневом смотрит в небо
Верхушка тамаринда, как отшельник,
Руками веток небо обличая.
Молчат дома, они остолбенели,
У них нет речи, чтоб ответить словом
На злодеяния небес.
И только
В движеньях листьев тамаринда было
Разгневанное восклицанье, было
Проклятье дерзкое – среди оцепеневших
Кирпичных стен он представлял один
На кругозоре, бледном от дождя,
Великий лес.

Сменялись весны веснами иными —
В почете были бокул и ашок.
Казалось мне, что тамаринд – привратник
Наружных врат весны – царя времен.
И кто бы мог в то время догадаться,
Что под корою грубой великана
Таится нежность красоты?
Все помнят,
Как он надменен в пышном тронном зале
Дворца весны.
В его цветах сегодня мне представлен
Гандхарва Читраратха [101]– колесничий,

Что Арджуну [102], сражаясь, победил.
Теперь один, вполголоса и втайне,
Поет он песню в райских кущах Индры.
О, если б я, поэт, тогда – подросток,
Постигнуть мог в какое-то мгновенье,
Как этот старец молодостью пьян, —
Я, может быть,
Однажды, юным утром,
Встревоженным жужжанием пчелы,
Сорвал бы грозди нежные цветов
И пальцами дрожащими подвесил
На радостно зардевшееся ухо,
Ты знаешь – чье.
И если б ты «Как звать цветок?» – спросила,
Я бы ответил:
«Теплый отблеск солнца
Сейчас упал тебе на подбородок.
Найди ему какое-нибудь имя —
Я назову тем именем цветок».

О Шамоли!
В срабон, в дождливый месяц,
Твой подведенный черным взор подобен
Раздумью на ресницах молчаливой
Бенгальской девушки.

Твоя земля сегодня
Стихи травы слагает
Зеленой речью
В ответ на дождевую речь небес.
Твой лес оделся в облака листвы,
Взывают к облакам деревья, руки по́дняв:
«О вы,
Взнуздавшие восточный ветер,
Помедлите, о вы!»

Под придорожным деревом твое жилище,
О Шамоли,
Кочевница, отвергнутая всеми.
Разрушив свой шалаш, ты в беззаботный путь
Выходишь налегке, мгновенно обеднев.
Влюбленного в тебя
Не связываешь ты – пола с полою брачной.
И, выходя из спальни первой ночи,
Он даже не оглянется на дверь.

Я хижину для нас слепил из глины,
С надеждой быть с тобой наедине
За слабой, ненадежною оградой.
В то утро пели птицы.
Они не строят клеток.
Гнездо – что вить, что покидать – легко им.
Весною – здесь, порой дождей – в лесу.

Недавно, на рассвете вместе с ветром
Захлопали в ладоши листья леса.
Сегодня – пляска,
Завтра – в пыль листвой.
Они на то не жалуются даже.
Они – глашатаи в весеннем царстве.
Сегодня – трудятся, а завтра – прочь!

Все эти дни шел разговор с тобою
Лицом к лицу.
С глазу на глаз сегодня ты сказала:
«Пора! Бросай жилье и уходи!»
А я не создал прочных стен.
Я – камнем
Не выложил своей мольбы у входа.
На зыбкой почве хижину поставил,
На оползне, размытом половодьем,
Ее совсем разрушит вскоре месяц
Дождей – срабон.
И я уйду.
День расставания меня не ранит,
И будет петь, хвостом качая, птица дронго [103]
Над хижиной разрушенной моей.
О Шамоли! Одну и ту же песню
Выводит твоя флейта
Что в первый, что в последний день.