Давид Самойлов - Стихи

Хоть есть в этом мире несходство
Прожектов, свершений, задач,
Но всё разрешается просто,
Когда заиграет трубач.
Когда тот трубач заиграет,
И встрёпанный ворон заграет,
Готовясь в свой страшный полёт,
Забравшись в шинель новобранца,
Мы старые кинем пальто,
И новым предстанет пространство
И время настанет не то.

В сон — как в воду, студёную, чистую, свежую,
В сон — как в шубу — закутался — спи,
В сон — как в пену сыпучую, снежную,
В сон — как в запах полынной степи,
В сон, безудержный, как усталость,
В сон медовый, лиственный, травяной —
Полной грудью, чтобы легко дышалось,
В сон прозрачный, трепещущий, слюдяной.

Как-то наискось, наклонно
На меня летят планеты
И к моим протёртым окнам
Прилипают, как монеты.
Так стоокими очами
На меня глазеет Млечный,
Как мальчишка на заборе —
Равнодушный и беспечный.
Что ему! Плевать и только!
Он же — Млечный, он же вечный!

Ну, предположим, я — король,
Но добрый и весёлый.
И неужели в этом соль,
Что оказался — голый?
Зачем же напоказ,
Зачем же для огласки?
Зачем, зачем о нас
Рассказывают сказки?
Я принц, при этом — свинопас,
Смотрю на мир не мрачно.
И виноват ли в том, что раз
Влюбился неудачно?
Я не король, а просто тролль,
Герой различных басен.
И, право, люди, я не столь
Ужасен и опасен.
А я солдат, был на войне
И знал, что есть сраженья.
Пускай расскажут обо мне,
Достоин уваженья.
Пусть даже напоказ,
Пусть даже для огласки,
Пускай, пускай о нас
Рассказывают сказки.
А я солдат, мне чёрт не брат,
Ведь я бывал в сраженье.
И, как любой другой солдат,
Достоин уваженья.

Я карточку с собой таскаю,
На миг её не отпускаю,
Её храню уже полдня,
Но думаю о ней с рассвета…
Неужто вы живёте где-то
За три квартала от меня?
Я с карточкою говорю,
Я сам себе её дарю
И сам от сердца отрываю.
Я вас как остров открываю
И вновь судьбу благодарю.
Вы остров, дальняя земля,
Чуть различимая в тумане,
Земля в безбрежном океане,
Увиденная с корабля.

Блудный сын возвращался из странствий.
Петухи на рассвете кричали.
Он стоял возле отчего дома,
Полный тихой и трезвой печали.
Возвращенье страшней, чем разлуки,
Ибо юность стремится к разлуке,
Хочет взвиться, расправив, как крылья,
Свои сильные, смелые руки.
Юность верит, что можно вернуться
К тем же людям и тем же предметам,
Узнавая дорогу по тем же
Стройным звёздам и вечным приметам.
Старый вол отдыхал у забора.
Старый пёс не дремал под порогом.
Блудный сын возвратился из странствий
И стоял в облаченье убогом.
Он нетвёрдой рукой постучался
И молчал и дрожал у двери.
— Кто стучится ко мне на рассвете?
— Это я, отвори, отвори!
— Дом мой скуден, и места в нём мало,
Что ты хочешь от нас, говори?
Поискал бы другого ночлега.
— Это я, отвори, отвори!

Когда прощаю — мщу,
А если мщу — прощаю.
Ладью себе сыщу,
Куда-нибудь отчалю,
Туда, где нету нас,
Куда безгрешной тенью
Вплыву в рассветный час
Назло выздоровленью.

В деревьях некий шум таится,
Орут на пляже стаи чаек.
Весь день от скуки ум томится.
И это осень означает.
Как в плохо вымытом сосуде
Тусклеет солнце утром ранним,
И всё вокруг — земля и люди —
Охвачены недомоганьем.

Мы — самозванцы,
Выдающие себя
За собеседников.
Притворщики,
Которым верит простодушный,
Что разумеем мы язык лугов,
И речь лесов,
И лепет облаков воздушный.
Обманщики,
Твердящие в стихах,
Что знаем тайны душ
И разума глубины.
А всё твердим о пустяках,
Превознося свои седины.
И всё ж не стоит так
Себя уничижать.
Мы — зеркала,
Где все отображенья
Чудесно множатся
И, движась и дробясь,
Напоминают каждого из вас.

О кто ты — друг мой или недруг —
Мой дальний отсвет, мой герой,
Рождённый в сокровенных недрах
Ума и памяти игрой?..

Дожди. Глухая непогода.
Небрежной осени мазня.
И ты уже четыре года
Живёшь отдельно от меня.
Вот, руки затолкав в карманы,
Бредёшь сквозь редкие туманы…

Москва сороковых годов
(Или точнее — сорок пятых).
Повсюду явный отпечаток
Дождей и ранних холодов.
На Пушкинском шумит листва,
Пусты скамейки на Никитском.
И в сумраке сыром и мглистом
Всё видится едва-едва:
Изгиб деревьев косолапых,
Мерцающий витрины газ
И возникающий внезапно
Из мглы автомобильный глаз;
И фонарей лучистых венчик
Внутри фарфоровых кругов
Уже невнятен и изменчив
На расстояньи трёх шагов.

Но в белой пелене тумана
Не молкнут шорохи толпы,
Спешат, сбиваясь, силуэты
Среди туманом стёртых черт,
Как мотыльки на венчик света —
На симфонический концерт.

Консерваторский вестибюль
Как будто бы из эха слеплен.
Взойди! стряхни туман! ослепни!
И сразу память распакуй.
Восстанови в затёртом списке
Рояля бешеный оскал.
И гром симфоний, где Мравинский
Оркестр в атаку вёл на зал.
Восстанови — и опечалься,
Спустись душой на чёрный лёд,
Где Софроницкий между пальцев
Серебряную воду льёт.