Автор неизвестен - Песни былого. Из еврейской народной поэзии
- Название:Песни былого. Из еврейской народной поэзии
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1986
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Автор неизвестен - Песни былого. Из еврейской народной поэзии краткое содержание
Песни былого. Из еврейской народной поэзии - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Когда в дому раздор, то нам вне дома
Не видно молний и не слышно грома.
Свекровь бывает зла,
Забыв, что и она
Невесткою была
В былые времена.
Что мужем все восхищены —
Не радость для его жены.
Иных из нас господь карает
Тягчайшею из бед:
От жен любимых забирает
На склоне наших лет.
Тем, в чьем дому я гость желанный,
Боюсь, что надоем.
К тем, для кого я гость незваный,
Я не стучусь совсем.
Ни там, ни тут
Не равен дому дом:
Там ложкою дают,
Здесь черпаком.
Нигде так сладко не ноешь ты, кроме
Как в собственном своем, хоть бедном, доме.
Гость приходящий мил,
Он нам дарует радость,
Пока не зачастил
И тем не стал нам в тягость.
Если гость захмыкает уныло,
Значит, гостю ложки не хватило.
Нам шкуру и вола
Зимой носить не тяжко,
А летом тяжела
И легкая рубашка.
Бесчестия оберегись,
А что касается почета,
За ним не очень-то гонись:
Заслужишь — сам тебя найдет он.
По какой бог весть причине
Сам раввин хлебнет вина,
А велит и всей общине
Песни петь, плясать спьяна.
У людей подчас
Сердце зорче глаз.
Нам мнится: у другого краше,
Чем то же самое, но наше.
Выслушай совет, что враг дает,
Чтобы сделать все наоборот.
Кто извозчика ругает,
Тот за дрожками,
Утирая пот, шагает
Ножками.
Иной еврей хорош
Тем, что за все берется.
Получше позовешь —
И кормилицы наймется.
Свинину есть еврею не пристало.
Но, если ест, так пусть уж до отвала.
Ты с ярмарки идешь с удачей,
Как не хлебнуть в корчме вина?
Ты с ярмарки уходишь плача,
Как не напиться допьяна?
Кошка, если бы неслась,
Тоже курицей звалась.
Лучше то, что нам не мило,
Лишь бы все не так, как было.
Те деньги, что зимою
Уходят на дровишки,
В жару идут порою
На глупые делишки.
Не износит человек
Дорогих своих сапог,
Только если он вовек
Не выйдет за порог.
И так селедка солона,
Не надо соли к ней нимало,
И шкварка без того жирна,
К ней добавлять не надо сала.
Если вешаться решишься вдруг,
Так уж выбери повыше сук.
Не по чести слава иногда
Хуже и бесчестья и стыда.
Купить возможно все, что ни на есть.
Но разве можно ум купить и честь?
Должны ль мы, люди, почитать козла
За то, что борода его бела?
Сколько бы покупщиков
Вещь ни торговали,
Лишь один купить готов,
Да и то едва ли.
У кого с общиной целой
Распри и вражда,
Не выигрывает дела
Никогда.
Яблоки, что лучше всех на ветках.
Достаются свиньям, и нередко.
Кажется, что у других людей
И еда жирней, и дом теплей.
Мед для мыши горек неспроста —
Горек потому, что мышь сыта.
Когда б не сотворил красавиц бог.
И дьявол искусить бы нас не мог.
Едва хозяин и мясник уйдут.
Собака у колоды тут как тут.
Дорогой зачем нам мед,
Если сахар в чай идет?
Когда больших овец стрижешь.
Ягнят охватывает дрожь.
Забрасывать туда
Бадейку не умно,
Где не течет вода
Уже давным-давно.
ПОСЛЕСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Война началась для меня с первого ее дня. Я был сержантом артиллерии и большую часть из тех двух с половиной лет, которые провоевал, находился на наблюдательных пунктах, готовил данные, чтобы батареи, расположенные в трех — пяти километрах позади нас, вели огонь.
Я не видел лиц людей, в которых стрелял. Я видел противника в лицо, только когда кто-либо из немецких солдат попадал в плен. В положении пленных эти растерянные люди, в первую очередь, были людьми, попавшими в беду. Это были не гитлеры, не гиммлеры,
В начале войны пленных я не видел. Но потом, особенно в Сталинграде, их было множество. Они брели без конвоя, по сталинградским снегам, замерзшие, понурые, обуреваемые страхом, потому что их пропаганда изображала нас варварами. И все-таки в глазах некоторых из них, мне казалось, я видел облегчение. Что бы гам ни было, но для них война кончилась.
Я помню одного солдата в какой-то из последних дней Сталинградской битвы. Он внешне совершенно не отвечал представлениям об арийской расе. Он был, как и я сам, невысок ростом, темноволос и, видимо, как и я, не был рожден для того, чтобы стать солдатом. Он был ранен в бок, ему помогали идти два его товарища. Они остановились передохнуть, и раненый сел в сугроб. Лицо его было прекрасным, может быть, потому, что уже было отмечено «потусторонним светом». Надо сказать, что ровно через год я тоже был ранен в живот и тоже те часы, когда смерть была так близка от меня, были единственными часами моей жизни, когда я был красив. Итак, я подошел к своему поверженному врагу, перевязал его индивидуальным пакетом. Раненый посмотрел на меня благодарно, взглядом, озаренным страданием.
Он прошептал: «Danke. Wer bist du?»
Я ответил: «Ich bin ein Jude».
Он помолчал немного и сказал: «Ich bin Mensch, du bist Mensch» [7] «Спасибо, кто ты?» — «Я еврей», — «Я человек, ты человек».
.
На этом мы расстались и, конечно, больше никогда не видели друг друга. Я пишу это не для того, чтобы похвалиться, какой я хороший, а чтобы лишний раз повторить то, что меня утешает и придает силы: даже фашистский тоталитаризм превращает в нелюдей не всех тех, на кого распространяется его власть, и даже в крайних обстоятельствах человек остается человеком. В конце концов, я не сделал ничего особенного, между тем как немецкий солдат проявил героизм: он в присутствии двух свидетелей сказал то, что по меркам гитлеровских времен было крамолой, а потому преступлением. До конца войны оставалось два с лишним года, и этот солдат не мог предвидеть ее исхода.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
